Под водой не только все предметы кажутся увеличенными и приближенными к наблюдателю на одну треть истинного расстояния, но и фокусное расстояние объективов соответственно увеличивается в той же пропорции. Поэтому, снимая объективом с фокусным расстоянием в 35 миллиметров, фактически вы снимаете объективом в 47 миллиметров; мой объектив в 28 миллиметров работал, как 37-миллиметровый. Произвести наводку на фокус, снимая быстро проходящих рыб, когда и сам фотограф находится в непрерывном движении в трех плоскостях, очень трудно. Самое лучшее — это иметь максимально короткофокусный объектив, который при сильном диафрагмировании даст наибольшую глубину резкости. Тогда можно снимать любой объект, где бы он ни находился — в метре от фотографа или в пяти-семи метрах, — заботясь лишь о том, чтобы объект съемки попал в кадр. Предметы, находящиеся за пределом нескольких метров, все равно получаются с размытыми контурами.
Всегда надо стараться как можно ближе подобраться к снимаемым объектам, чтобы слой воды между ними и объективом аппарата был по возможности тоньше. Это особенно важно, когда вода недостаточно прозрачна. А широкоугольник даст возможность даже крупным объектам поместиться в кадре. С другой стороны, сильное диафрагмирование влечет за собой необходимость употреблять высокочувствительную пленку, особенно когда снимаешь на некоторой глубине.
Пленка!.. Я возненавидела ее всей душой. При малейшем намеке на муть на ней возникали миллиарды мельчайших точек, создающих светящийся ореол вокруг светлых предметов.
Мысль об Азовском море не давала мне покоя. Я вспоминала скалистые бухты мыса Казантип, плоские ракушечнико-вые отмели острова Бирючьего, мелкую белесую воду с силуэтами неизвестных рыб и ставными неводами у самого берега.
Ехать туда теперь, когда ежедневные ветры продувают насквозь весь Крым, поднимая волнение на, море, было бессмысленно.
На Карадаг приехали подводные спортсмены, побывавшие в Ялте, Гурзуфе, Судаке. Все жалуются на мутную воду и отсутствие рыбы. Я в свою очередь съездила в Судак и смогла убедиться, что у нас все же лучше и с прозрачностью, и с количеством рыбы.
За два дня до отъезда, как и следовало ожидать, погода стала отличной. Я фотографировала все, что попадалось мне на глаза под водой, пытаясь восполнить пропущенные дни. Эти пленки оказались самыми удачными. Если бы все время стояла такая погода!
Мы уехали в конце июня, зная на этот раз, что вернемся на Черное море очень и очень не скоро.
Азовское море
Глава 1
В начале осени нам удалось выбраться на Казантип. Объехав с экспедициями почти все Азовское море и основательно поработав в различных его районах, я имела более или менее отчетливое представление, что именно можно найти в том или ином месте.
Район Геническа с мелководным Утлюкским лиманом, где даже самые небольшие суда рискуют задеть килем за илистое дно, мог быть интересен, если бы у нас было в запасе неограниченное количество летних дней; нужно было выждать, когда установится тихая погода и вода хотя бы немного очистится от массы взвешенных в ней частиц.
Остров Бирючий с его многокилометровыми пляжами битой ракуши и постепенно понижающимся дном, с банками и углублениями между ними был, пожалуй, интереснее, особенно если вспомнить, что там нередко встречаются крупные осетры и севрюги. Но любое волнение могло уничтожить и без того не слишком хорошую видимость. Кроме того, до Бирючего сложно добираться: из Москвы до Ново-Алексеевки, потом от железной дороги до Геническа, а там надо ждать попутного «дуба» или катера рыбоконсервного завода, чтобы пересечь 18 километров Утлюкского лимана, отделяющего остров от Геническа. Путь на Бирючий по косе Федотова ещё сложнее. У нас было мало времени, и тратить его на ожидание подходящей погоды и попутных судов не хотелось.
Бердянск, Жданов и особенно Таганрог остались в памяти как районы с наиболее мутной водой, желтоватой даже после длительного затишья. Район Кубани нам был мало знаком, но, судя по рассказам и описаниям, вода там тоже не отличалась большой прозрачностью.
Было решено ехать на Казантип.
Возьмите карту Крыма. На северо-западе длинная и тонкая Арабатская стрелка отделяет Сиваши от Азовского моря. Изгибаясь к северу, линия берега образует у основания стрелки Арабатский залив. Мыс Казантип замыкает залив с востока. Его птичья головка на тонкой шее далеко вдается в море. Там, на Казантипе, в рыбачьем поселке Мысовое в 1954 году мы проработали все лето и осень, собирая и рисуя представителей фауны беспозвоночных животных этого района. Казантип обладал многими достоинствами: туда легко можно добраться (всего 25 километров от железной дороги, и всегда есть попутные машины), вероятно, там будет много рыбы — мы помнили, какое количество ее проходило в тихой воде бухт, когда, не имея еще подводного снаряжения и даже не зная о его существовании, мы следили за рыбой с высоты прибрежных скал или в самодельный подводный бинокль. Кроме того, что было особенно важно, в осенние дни даже в самую ветреную погоду на Казантипе можно найти бухты, настолько защищенные от ветра высокими береговыми обрывами, что в них сохраняется прозрачная вода.
Мы были единственными пассажирами, сошедшими на станции Семь Колодезей с поезда Москва — Керчь. Попутная машина нашлась сразу. Накатанная дорога вилась по степи. Лиловатые холмы вставали на горизонте. Рыжие степные соколы-пустельги, посвистывая, вились в небе, камнем падая в бурую сухую траву на зазевавшегося суслика или мышь.
Справа от дороги блеснуло на солнце громадное Акташское озеро, соленое и почти лишенное фауны. Серебристые выпоты соли на голых берегах и потрескавшаяся почва с красно-фиолетовыми пятнами зарослей солянок придавали ему мертвенный и мрачный вид. От Акташского озера пошли уже совсем хорошо знакомые места. Вот лесонасаждения, неузнаваемо выросшие и похорошевшие за эти четыре года, вот и высокие, округлые холмы, закрывающие от нас Казантип. Между ними легла темно-синяя полоска моря, скрылась за небольшим возвышением и снова появилась перед нами, подчеркивая весь горизонт, когда машина с разбегу выскочила на вершину холма.
Казантип лежал перед нами как на ладони. Совершенно плоский перешеек едва ли километровой ширины окаймлял золотые песчаные пляжи. Впереди, замыкая его, поднимались крутые каменистые холмы. У их подножия рассыпались белые кубики домов Мысового.
Мы спустились с холма и прокатили по улице Рыбного, небольшого поселка на берегу Арабатского залива.
В воздухе запахло резким и приятным запахом водорослей и рыбы, навсегда связанным в моих воспоминаниях с рыбацкими поселками Азовского моря.
За белыми хатами и массивными заборами из желтоватого ракушечника или пористого мшанкового камня вспыхивали на волнах ослепительные зеркальца бликов. Тяжелые черные байды лежали на отлогом песчаном берегу.
От первых домов поселка нас сопровождали собаки. Услышав гул мотора, они молча выскакивали из ворот и сосредоточенно набирали скорость. Поравнявшись с колесами машины, собаки взрывались ожесточенным лаем, после чего совершенно спокойно поворачивали назад и не торопясь трусили к дому.
Поселки Рыбное и Мысовое уже почти слились в одно целое. Мы узнавали и не узнавали знакомые места. Множество новых домов, уже обжитых и только еще строящихся, длинные белые здания, вероятно колхозных служб, школа, изящное здание летнего театра на берегу бухты, которое, казалось, попало сюда из парка какого-нибудь большого города, достаточно наглядно свидетельствовали, что дела рыбаков идут неплохо.
Машина проехала в дальний конец поселка. Здесь, у самого синего моря жили старик со старухой. Старик, как ни странно, заметно помолодевший, сидел на своем обычном месте у дверей длинной и низкой хаты, а старуха уже бежала, причитая и смеясь, нам навстречу. Хозяин — Илья Павлович, инвалид, с трудом передвигающийся на костылях. Любовь Григорьевна — бодрая, энергичная, с мягким юмором и неиссякаемой жизненной силой — работает за двоих и успевает всюду. Старики не на шутку обрадовались нашему приезду. Разговоров хватило надолго.