Выбрать главу

Второй флегматично предложил:

—  Балачки да калячки, а дело стоит. Надо в расход пущать, а то есаул Колков ноги повыдирает.

И, очевидно, считая себя старшим, громко крикнул:

—  Сто-о-ой!

Подводы остановились. К повозке с пленниками подошли два казака, просто ради любопытства. Остальные, отойдя от дороги, прилегли и наблюдали.

Старик подводчик, не вставая с места, обернулся и, скосив выразительно глаза, предложил:

—  Решайте их на дрогах. Всё едино мертвяков-то возле дороги не кинешь. Надо ж их отволочь подальше от станицы… по-хозяйски.

Конвоиры спешились. Таща лошадей в поводу, обошли дроги и остановились. Лица их были серьёзны и вспотели. Старшой почесал затылок.

—  Кровь, может, где брызнет. Ничего?

—  Ладно уже. Говядину ж возим на базар, — разрешил старик и молодо спрыгнул с повозки.

Володька глядел испуганно. Его чёрные глаза казались каплями блестящей, влажной смолы. Он только сейчас понял близость нелепой расправы. Никогда ему смерть не казалась такой близкой и простой. Пелипенко был наружно спокоен и, стараясь улыбнуться, сказал нарочно громко:

—  Прощай, партизанский сын.

У Володьки глаза подёрнулись досадной слезой. Он нервно кусал губы. Пелипенко видел только его стриженый тёмный затылок и жёлтые остюки в волосах.

—  Что ж это такое? За что? — беззвучно шептал Володька.

Конвойные, сняв винтовки, мялись. Дело было непривычное, и они не знали, как к нему подойти.

Заметив их неуверенность и робость, старик подводчик крутнул головой, взял с воза винтовку и, отступив, презрительно скривился:

—  И как это так! Такое сурьёзное дело — и доверять таким сосункам!

Отошёл, пригляделся из-под ладони, перекрестился, вскинул винтовку, начал целиться.

—  У, бусурманская сила! Перед кончиной и помолиться некому. То-ва-ри-щи!

Пелипенко свалился лицом вниз. Подводчик прикрикнул. Но взводный не мог самостоятельно приподняться. Старик подошёл к нему.

—  Об такую красоту на старости лет руки пришлось марать, — бурчал он. — То-ва-ри-щи!

Увидев на шее Пелипенко крест, он удивился.

—  Крест?! Вот так случай! Может, и бога ещё не забыл? — Обернулся, крикнул: — Хлопцы, этого надо вытянуть! Он с крестом. А сопливца — на мушку.

У Володьки вздрагивали плечи. Он тоже лежал вниз лицом. Пелипенко, облизнув сухие губы, тихо, но твёрдо попросил:

—  Покажи мне крест. Помолюсь.

Казак, довольный, полез за пазуху взводному и, вытащив крест, положил на ладонь. Пелипенко качнулся вперёд и плюнул.

—  Надо кончать! — Старик вытер оплёванную ладонь о полу бешмета, быстро отошёл и, круто повернувшись, вскинул винтовку…

От группы занимавшихся в долине всадников отделился один и подскакал к обозу. Это был рыжий вахмистр, вооружённый нескладной драгунской шашкой.

— Стой, папаша-станичник, — заорал он, — зараз менка сообразим! Господин войсковой старшина товарищей срубает, а ты по недвижной цели, по мишеням нашим, палить будешь.

Пленники во все глаза глядели на вахмистра. Они узнали Тараса Горбачёва, старшину третьей сотни.

—  В брата своего пошёл, в Луку, — гневно выдохнул Пелипенко.

—  Дядя Охрим, да как же так можно? — вырвалось горестно у Володьки, и слёзы, до этого сдерживаемые огромным усилием детской воли» брызнули на верёвки Пелипенко.

—  Июда! — выкрикнул Пелипенко.

Горбачёв, не обращая внимания на впечатление, произведённое его появлением, самодовольный и весёлый, выхватил саблю, просигналил:

—  Давай справа по одному!

По сочной луговине один за другим мчались всадники.

Старик, опустив винтовку, восхищённо из-под густых бровей наблюдал любезную его сердцу картину. Карьером впереди всех летел бравый войсковой старшина в красной черкеске. Солнце скатывалось за пологие осыпи плато. Последние лучи вспыхивали на серебряном погоне офицера. Из-под копыт летели ошмётки влажной земли. Блеснуло лезвие шашки, и блеск этот по-разному отсветился в зрачках смертников и старика. Володька зажмурился, Пелипенко вскинулся на повозке, чтобы гордо принять смерть, как полагается красному бойцу-кочубеевцу.

Вот войсковой старшина перегнулся, шашка замкнула свистящий искристый круг, и… голова старика палача покатилась по траве. Удар такого рода — предмет восхищения и зависти

каждого именитого рубаки. Ватага торжествующе заревела и на полном скаку окружила обоз. Всадник в красной черкеске круто завернул. Над Володькой захрапел жеребец, поводя налитыми кровью глазами.

—  Што тут такое? — весело спросил всадник.

—  Батько! — крикнули почти одновременно Пелипенко и Володька, сразу узнав голос своего командира.

—  Эге, — протянул Кочубей, — детки мои в пелёнках, под хорошим доглядом… Ишь как вас позакручивали! Мабуть, батько подскочил вовремя. Кажить спасибо своему цыбулястому дружку.

Кочубей подморгнул пастуху Степану, подъехавшему на разномастной вислозадой кобыле. Степан сиял, хотя был потен и грязен. Кочубей отёр рукавом шашку, всунул в ножны, спрыгнул. Выхватил кинжал, ловко разрезал на пленниках верёвки. Помог подняться и сойти с повозки. Когда они стали на землю, он поглядел одному и другому в глаза, поддерживая их за плечи своими вытянутыми сильными руками. Вскинул шапку на затылок и трижды поцеловал в запекшиеся губы.

—   Говорить после, — нарочито грубоватым тоном произнёс он. — Ахмет! Хлопцам коней! Враз в сёдлах очухаются. Да не этих кляч, — презрительно бросил он, указав на трофейных теперь лошадей обезоруженных конвоиров, — а дать им моих заводных: Ханжу да Урагана. «Вахмистр» Горбач, заворачивай обоз до нашего табора. Может, ещё раз кадета надурим: кони у нас тоже не куцые, а на плечах погоны.

VI

В пути Пелипенко подъехал к Кочубею, потянул рывком крест с шеи и тихо попросил:

— Батько, срежь этого куркульского бога: куркули[3] за своего принимают… Страм!

—  Давно пора, Пелипенко, — похвалил Кочубей, перехватывая кинжалом плотный ремень, просоленный потом.

Похлопал взводного по широкой спине, засмеялся.

—  Як ты там, в Крутогорке, придурялся: «Мимо раю проходю, дуже плачу и тужу…» Ах ты, Лазарь слепой!

— Да откуда ты всё знаешь? Вот вещун!

—  Ха-ха-ха! — засмеялся Кочубей. — Вещун! Коли вещун, так то ваш новый дружок Стёпка, а я-то… так себе. Ни то ни сё.

Володька беседовал с новым другом. Пастух точно ожил. Володька обещал ему подарить свой карабин и хороший дагестанский кинжал.

—  Ты будешь теперь у нас в бригаде? Не правда ли? — говорил партизанский сын и ощущал на своей руке тёплую руку Степана.

Солнце закатилось, точно нырнуло за осыпи кряжа. Кочубей скомандовал:

—  Рысью!

Отряд поскакал по каменистому руслу Волчьей балки, ведущей к степному хутору — Суркулям.

вернуться

3

Куркуль — кулак.