— И я тебя.
— Я вижу. Может завтра в баню сходим?
— Почему бы и нет.
— Все вместе. Возьмём Настю.
— А... Варь. Варя? Может не надо?
— Почему? Ты, стесняешься?
— Нет. Просто не хочу торопить события. Я ещё в себя не пришёл.
— Мы аккуратно. Слава, ну это же всё равно случится. Я видела как ты её в бассейне глазами раздевал. Меньше чем меня, что радует. Но тем не менее. Ну так что, идём?
— Давай до завтра доживём. А сейчас спать. День тяжёлым выдался.
Хм... Этот мир безумен. И я тоже. Надо потянуть время. Не хочу спешить.
Тоже время. Другой конец города. Квартал клана Жигуновых. Елизавета Петровна Жигунова.
Сидя в кресле, Елизавета пьёт разбавленное водкой вино, курит сигарету и с отвращением наблюдает за тем что происходит. А происходит отвратительное.
Вернувшийся из школы Василий, только и делает что орёт как ненормальный, срывается на прислуге и грубит Елизавете. Патриарх клана Жигуновых, делает тоже что и его наследник. Кричит, носится по дому, кому-то звонит. Разговаривает и затем орёт ещё сильнее.
То что у патриарха и его выродка дела идут не очень, Елизавету радует. Но вида она старается не показывать. Пьёт вино, в котором водки больше чем самого вина, курит и в душе злорадствует.
Тем временем патриарх и его отпрыск уходят в кабинет. В гостиную приходит Вероника... Присаживается в кресло, смотрит на мать...
— Вероника, дочь моя, — выдохнув дым негромко говорит Елизавета. — Не поделишься со мной, почему этот выродок, по приходу из школы ведёт себя как истеричка.
— Поделюсь, мама, — загадочно улыбается Вероника. — Виной всему, полное обрушение репутации нашего мутанта. Сегодня в школе, его жестоко обломали. Его шавку, Тимирязева, в буквальном смысле оставили без зубов. Их ему выбили. Самого выродка, запугали до дрожи в коленях. Его подпевале Рябинину плюнули в лицо. Потом, наш с тобой горячо любимый Василий, получил тридцать ударов тростью по заднице, в кабинете директора. После, его унизили так, как никогда не ужали. Снова запугали, так что он с дороги ушёл.
— Кто этот смельчак? — напрягается Елизавета. — Новенький? Кто-то из солдатских детей?
— Мама, ты ни за что не угадаешь. И не поверишь. Это сделал травоядное.
— Волокита? Волокита выбил зубы Тимирязеву? Дочь, ты шутишь?
— Своими глазами видела. По школе ходят слухи, что после болезни, травоядное с ума сошёл. Мама, он не только в столовую пришёл, где никогда не появлялся, он мясо в контейнере с обедом принёс. Котлеты, настоящие.
— Поразительно... — качает головой Елизавета, достаёт из-за кресла бутылку водки, выпивает из горлышка и доливает в бокал. — Невероятно.
— А ещё он про тебя говорил. И вроде обидеть Ваську пытался. Да что там, у него получилось.
— И что же он сказал? Что-то обидное?
— Васька сказал что маме расскажет. А травоядное... Он сказал, дословно. Твоя мама, прекрасная женщина. Я ей руки целовать буду. Цветы с конфетами подарю. В кино поведу, на последний ряд.
— Хах... Интересный юноша, — усмехается Елизавета и залпом выпивает бокал.
— Мам, мамочка, — подходит к ней Вероника и встав на колени всхлипывает. — Хватит пить. Ну правда. Ты бокал из рук не выпускаешь. Похудела вся. Серая...
— У меня есть причины, — отводит глаза Елизавета. — Прости, я сама не хочу. Но я не могу.
— Мам... Не надо. Хватит. Не всё так плохо.
— Не всё? Вероника. Через два года, ты выходишь замуж. Выходишь замуж за своего кровного брата. Повторяешь мою судьбу. А всё потому что Жигуновы, поехавшие твари зацикленные на чистоте крови.
— Я не хочу... — округляет глаза Вероника. — Нет... Только не за Ваську.
— Увы, дочь моя, тут мы бессильны. Сбежать не получится, отказаться невозможно. Нас с тобой никто спрашивать не будет. Я что-нибудь придумаю. Я не хочу чтобы ты как я мучалась. Пока не знаю что, но я обязательно придумаю. Поверь мне...