— Милый! Милый! Славочка! — забегает в гостиную Маргарита.
Резко останавливается, вправляет на место вывалившуюся из халата грудь. Пытается стянуть халат пониже, чтобы хоть что-то прикрыть. Из-за длинны халата, получается крайне плохо. В итоге Маргарита просто прячется за Славку и краснея хихикает.
— А... А позвольте узнать... Кхем... А что у вас тут происходит?
— А ты что, Никита, сам не видишь? — улыбается Ерофей. — Славка с невестами играются.
— А-а-а-а-а, — тянет Волокушин. — Молодец. Молодец, Слава.
— Папа, — пищат его дочери.
— Вы идите, играйтесь в другом месте, — широко улыбается Ерофей. — У нас тут разговор. Слава, ты бы поздоровался с Любой и Светой.
— А, так это они. Извините не признал, богатыми будете. Девочки, за мной. У меня перекус перед сном. Потом продолжим.
Все четверо уходят. Ерофей улыбаясь смотрит на Никиту. Разводит руками.
— Так и не поздоровался. Волокита, ты хочешь разорвать договор? — морщится Волокушин.
— Ни в коем случае. Мы же друг другу слово дали. Я сдержу. А ты?
— Но он их ненавидит. По глазам вижу. Ерофей, что за жизнь у них будет?
— Нормальная жизнь. Через два года женим их, свадьбу отгуляем. А потом... Ну если хочешь, давай мы с тобой, два опальных графа, нарушим договор. Через два года сообщим что передумали. И об дно потом ударимся. Веры нам с тобой, не будет. Даже от союзников. Такое пятно на репутации нам не смыть никакими подвигами. Соответственно, о помиловании можем забыть. Ты этого хочешь?
— Друг, извини. Не знал я, даже не догадывался что эти две вороны так себя поведут...
Открывается дверь, в гостиную входит Славка. Одетый в чёрные брюки, чёрную жилетку поверх белой рубашки. На шее галстук как у высших дворян бантом завязанный. Волосы назад зачёсаны.
Славка проходит, извиняется. За руку здоровается с Никитой, приветствует его дочерей. Садится в кресло рядом с отцом и скромно улыбается. Но как замечает Никита, смотрит странно. Взгляд его когда на девушек смотрит холоден, равнодушен и слегка брезглив. На отца глядит с уважением. На самого Никиту с интересом.
Глядя в эти глаза, Волокушин не понимает как человек, одним лишь взглядом может выражать столько разных эмоций.
— Покурим, — довольно улыбается Ерофей. — Слава, ты тоже. Пора уже.
— Да отец.
Славка принимает у отца сигарету. Прикуривает, стараясь не кашлять затягивается и выдыхает. Пьянеет от дыма, но вместо того чтобы бросить, затягивается глубже. Принимает из рук отца бокал вина, немного отпивает...
— Никита Иванович, — вдруг начинает Слава. — Прошу простить меня за неподобающее поведение и неуместные шутки в адрес ваших дочерей. Просто немного не по себе от их слов стало.
— Так ты на них не злишься?
— Ну что вы. Как можно на них злиться. Красивицы. Да и мне, перед осуществлением плана, стоило хотя бы намекнуть им об этом.
— Какого плана? — не понимает Волокушин.
— Плана, по устранению главных уродов в классе. До самого обеда, я вёл себя как обычно. Терпел насмешки, издевательства. Но на самом деле, я наблюдал. За окружающими. Я слушал что они говорят. И пришёл к очень интересным выводам. Заводилы Жигунов и Рябинин. Тимирязев исполнитель. Телом вырос, а мозгами где-то в детстве остался. Без Тимирязева, эти уроды никто, даже с помощью их дружка Ракитского. Они глупы, слабы, трусливы. Физически выведя из строя Тимирязева, я их обезоружил. И теперь дожму.Что касается остальных... Когда эти уроды издевались надо мной, всем было весело. Незнаю, не могу понять что весёлого в том, чтобы бросить в слабого скомканной бумажкой. Но может Любовь Никитична нам поведает? Приоткроет завесу тайны? Как это, унизить и без того униженное существо? Может ли быть настоящая радость от этого? Самоуважение? Удовлетворение?
— Слава, не перегибай, — грозит пальцем Ерофей.
— Отец, я рассказываю как всё было и хочу получить ответы на интересующие меня вопросы. Я, в силу своей никчёмности, тщедушности и слабости, просто не знаю как это, обидеть слабого. Наверное и не узнаю. Но кое что во всей этой истории, меня потрясло. Нет, это не человеческое лицемерие, порой переходящее все границы. А то что... Мне. Мне, жалкому, посочувствовала та, от кого я этого не ожидал. Это Вероника Жигунова. Когда меня превращали в отбивную, она одна встала и потребовала прекратить избиение. Может быть с людьми не всё так плохо как я считал? Этот вопрос мучает меня.