— Что ты, Танюш. Разве я способен обидеть девушку?
— Да, ты точно не способен. И не то что девушку, хоть кого не способен обидеть. Везет же некоторым быстроногим и застенчивым, а?
Он догнал Нику на крыльце офиса, долго уговаривал сесть к нему в машину. Ей было страшно неловко, но Сева настаивал. Старался быть веселым и галантным, но Ника вдруг увидела, какие у него грустные глаза. И вообще, он был такой… Большой, добрый и неуклюжий. Не как Пьер Безухов, но самую чуточку неуклюжий. Ему шло быть неуклюжим. Хотелось сделать для него что-нибудь хорошее, и не из жалости, а просто хотелось, и все. Есть такие люди, рядом с которыми очень комфортно, и плечи расправляются сами по себе, и губы тоже сами по себе растягиваются в улыбке. А еще от него вкусно пахло дорогим парфюмом. А еще он был дорого и с удобством одет и хорошо подстрижен. Хотя это было и неважно, потому что — какая разница, как одет и подстрижен человек, который просто предложил подвезти? И отказать было неудобно. Как откажешь Пьеру Безухову? Нет, неловко, нехорошо, неправильно. Она ж не какая-нибудь там… Надменная Элен Курагина. Она всего лишь Ника, курьер.
И потому она просто молча кивнула, уселась рядом на переднее сиденье, скукожилась от напряжения. В самом деле — неловко.
Долго ехали молча, но она видела, что Сева все время улыбается. И не утерпела, спросила с робким вызовом:
— Почему вы все время улыбаетесь? Я такая смешная, да?
— Нет. Просто я давно не улыбался, — серьезно ответил Сева, глянув на Нику мельком. — Да, чтобы вот так, совсем без причины. Удивительное состояние, когда хочется улыбаться без причины. А ты с кем живешь, Ника? Ничего, что я на ты?
— Ничего, нормально.
— Так с кем ты живешь, я не понял?
— В каком смысле — с кем? — сердито насторожилась она.
— Ну… С мужем, с родителями?..
— У меня никого нет. Я одна.
— Что, вообще одна? И никаких родственников?
— Есть тетка во Владивостоке, мамина сестра, но я ее не помню совсем. Я маленькая была, когда она приезжала. Больше никого нет.
— Да, негусто. Слушай, а поехали к нам обедать? Время-то как раз обеденное!
— Куда это — к вам?
— К нам домой. Мы с мамой вдвоем живем, и она каждый день готовит для меня обед. Говорит, это ее развлекает. И так она развлеклась на широкую ногу, что в традицию вошло, представляешь? Теперь хочешь не хочешь, а каждый день в определенное время бросай все дела и обедай. Но готовит она очень вкусно, это правда. Поехали, а?
Вопрос прозвучал с такой искренней интонацией, что Ника неожиданно для себя согласилась. И больше ни о чем не думала. Просто расслабилась и поплыла по волнам Севиной веселой доброжелательности, чувствуя, как отпускает ее натянутая внутри пружина.
— Ой… А как вы меня маме представите? Надо ведь как-то…
— Никой представлю. А что, у тебя еще одно имя в запасе есть?
— Нет.
— Кстати, Ника — это Вероника?
— Да.
— Очень красивое имя.
— У вас тоже красивое имя — Всеволод.
— А чего ты мне выкаешь? Давай на «ты». Я Сева, ты Ника, все просто и понятно. Договорились?
— Да, договорились. Только мне все равно трудно будет.
— Привыкнешь. Вот мы почти и приехали. Сейчас в арку въедем. Видишь балкончик на третьем этаже? Там женщина стоит, улыбается? Это моя мама. Ее зовут Маргарита Федоровна. Не бойся, она хоть и со странностями, но не кусается.
— Да я не боюсь.
— Вот и хорошо. Идем.
Маргарита Федоровна встретила ее и впрямь странно. Как только Ника появилась на пороге, всплеснула руками и произнесла низким протяжным голосом, почти басом:
— Господи боже мой, пр-э-э-э-лесть какая!..
Так и потянула эту «прэлесть», будто Ника была неодушевленным предметом и его можно разглядывать, сколько влезет, и даже потрогать кончиками пальцев рыжую прядь волос, упавшую на плечо.
— И где такую красоту нынче изготавливают, интересно? Неужели своя, природная?
— Своя… — робко подтвердила Ника, густо покраснев.
— Прэлесть!.. Ой, пр-э-э-лесть!..
— Мам, не смущай Нику. Давай будем обедать, у нас времени мало, — деловито распорядился Сева, с улыбкой глядя на мать.
— Время, дорогой мой сынок, субстанция вполне себе управляемая. Иногда его должно быть очень много, а иногда и доли секунды следует от себя гнать.
Мать и сын посмотрели друг на друга очень внимательно. Ника вдруг догадалась, что Маргарита Федоровна сказала сыну какую-то важную для них вещь, и Сева тоже ее понял, кивнул и улыбнулся грустно. Или будто согласился с чем. А в следующую секунду Маргарита Федоровна уже громко командовала, прихлопывая в ладоши: