— Я хотел бы… — сказал он и подождал, пока отойдет девушка в передничке, аккуратно поставившая перед ними рюмки, наполненные коньяком, — я хотел бы, чтобы вы позволили мне задать вам несколько вопросов… в обмен на любой вопрос, который вы зададите мне.
— Я согласна на обмен, если только смогу…
— Как вы оказались здесь на вечно молодой и загадочной земле пампасов.
Она молча опустила глаза.
—Сложный вопрос?
— Почему? Вопрос простой. Ответ сложный. Я помню, вы просили меня быть откровенной. И мы должны быть сейчас откровенными хотя бы друг с другом. Потому что мы не говорим о политике. О, как я ненавижу политику, которая так надоела и так мешает людям, мешает, кажется целую вечность! — Она притронулась к рюмке с коньяком, медленно поводила донышком по скатерти, но тотчас, мигом решившись, продолжила: — Все было когда-то давно, кажется в той уже давно прошедшей, другой жизни. Я не закончила университет, надо было зарабатывать деньги. Я работала секретарем в одной маленькой фирме, потом в библиотеке, потом в книжном магазине. И тогда вышла замуж. — Она грустно подняла уголки губ. — Эти годы не были лучшими моими годами. Мой муж был старше меня на десять лет, умный, добрый как мне казалось человек. Я понимала, что уже нельзя одной мне надо было устраивать жизнь. С самого начала он примкнул к охранным отрядам, верно служил партии, ну а потом, когда всё близилось к краху, мы со швейцарскими паспортами приехали сюда. Мы с ним расстались почти два года назад, дело служению организации он ставил выше наших с ним отношений, хотя давно уже были чужими друг другу.
Она снова грустно опустила глаза, осторожно поставив так и не выпитую рюмку на край столика.
А между тем ресторанчик постепенно наполнялся посетителями, появлялись за столиками одинокие пожилые женщины, солидные пары, приехавшие сюда на чашку кофе, на поздний ужин, по-видимому, после кино или кабаре, голубели в дымках сигарет абажурчики ламп, шелестели меню, слегка позванивали расставляемые приборы.
—Пойдем, отсюда,- предложил он,- посетителей всё больше, а вентиляция у них, не очень.
—Пойдем, здесь и правда душно, -весело отозвалась она, вставая, беря его под руку и прижимая её к себе.
Вышли на теплую дышащую прохладой, горящую ночными огнями улицу. Рука его скользнула по ее спадающим волосам, вдохнув их аромат, он шепнул, ей на ухо:
-Твои волосы пахнут кофе.
Она нежно улыбнулась: -Почему?
Он пожал плечами и повторил: -Твои волосы пахнут кофе.
-Скорей дымом от сигар, вентиляция здесь не очень.
-Нет, нет именно кофе,- настоятельно повторил он.
И посмотрев на нее уже не тем холодно-ледяным взглядом, а живым теплым и нежным чувственно поцеловал её в чуть приоткрытые губы. А она, обняв его за шею, целовала с уже не скрываемой страстью.
-Давно не целовался на улице,- сказал он, едва переведя дыхание,- вечер такой дивный.
-Да, уж и совсем не хочется, чтобы он заканчивался.
-Поехали ко мне, -возьмем такси.
Она ответила согласной улыбкой, легонько погладив его по плечу, и он, ощутив ее осторожное прикосновение и ее спину в разрешенном и дозволенном объятии, запах сладковато-горьких духов, нежно коснулся губами её шеи.
Ночной шофер привез их в одинокий переулок к подъезду высокого старого дома. Вошли сначала в прихожую, потом в большую, по-осеннему сумеречную комнату, где легонько, вкрадчиво царапали капли вновь начавшегося дождя по стеклу. В полутьме Курт ощупью нашел выключатель на стене, зажег свет — и тут же пленительно засверкал свежестью, чистотой белоснежный диван, полированно засиял деревом большой шкаф, стол на тонких ножках, журнальный столик, , в окружении трех мягких кресел, за ними небольшая, складная ширма.
-Я сварю кофе.
-Мне кажется хватит, -сказала она уже из-за из-за ширмы.
Он слышал как потянула она вверх платье, и уже выйдя без него вдруг легла, на диван гибко повернулась на спину, уже бесстыдно вытягивая возле него длинное молодое тело, открыв маленькую млечно-нежную грудь, торчащую розовым острием соска, и зажмурясь, ощупью нашла его руку и провела ею по своим целующим губам, по шее, по груди.
Уже потом, он почувствовал, как ее длинное тело все плотнее, все гибче прижимается к нему, и рука ищет, нетерпеливо тянет его руку к гладкой, нежной коже затвердевшей маленькими сосками груди, и уже, окунаясь в волнистый знойный туман, начал целовать ее в истоме последнего прикосновения выгнутую назад шею…