Выбрать главу

Денег у него только и было, что небольшая сумма оставшаяся от того, что он получил за вексель.

Ему не долго пришлось искать пристанища.

На краю города, почти на выезде, он набрел на одиноко стоявшую среди огромного пустыря харчевню, заплатил деньги вперед за неделю и получил на эту неделю в свое распоряжение довольно просторную комнату с кроватью, столом и покойным креслом перед столом.

Наступал уже вечер.

Он приказал подать себе свечку и при свете ее принялся рассматривать свою книгу.

Заголовок книги заинтересовал его сразу. Он гласил:

Книга о заколдованных королях, принцах, морях, лесах, кладах, пещерах, городах с точными изображениями всего здесь описанного.

В книге оказалось множество рисунков и множество статей. Перелистывая страницу за страницей, Альберт наткнулся на рисунок, изображавший спящую русалку на дне моря или озера. Русалка сидела на камне испускавшем лучи.

Взглянув на рисунок, Альберт невольно вздрогнул.

Русалка показалась ему удивительно похожей на маленькую русалочку внутри того стеклянного осколка, что он купил сегодня на толкучке.

Под рисунком стояла подпись:

Изображение принцессы Ванды, превращенной в русалку и заколдованной в 903 г. вместе с озером, где она была поселена.

Ниже подписи стояла приписка:

История принцессы помещается на странице 246-ой.

Альберт нашел 246-ю страницу и прочел:

«История принцессы Ванды».

Это была очень любопытная история.

С весьма понятным сердечным волнением Альберт принялся за чтение.

Вот что узнал он о принцессе Ванде.

III

История принцессы Ванды

На берегу одного моря жил бедный король. Он был так беден, что иногда, когда ходил в воскресенье в церковь, занимал на свечки у кого-нибудь из своих подданных.

А подданных у него было, что называется, в обрез — всего каких-нибудь пятьсот-шестьсот душ.

Было бы, разумеется, очень хорошо, когда бы эти шестьсот человек занимались, например, торговлей или служили на хороших местах и получали приличное жалованье…

Каждый из них тогда мог бы уделить частичку из своих заработков в королевскую казну.

Но, к сожалению, между ними не было даже ни одного письмоводителя, ни одного приказчика. Как известно, очень приличное вознаграждение за свой труд получают иногда именно приказчики.

И король бывало говорил:

— Эх, братцы, хоть бы кто-нибудь из вас вышел, наконец, в люди… А то посудите сами…

И тут он возьмет бывало и приподнимет ногу и так грустно вздохнет при этом, показывая подметку своей туфли, что на него жалко было глядеть.

Король приподнимет ногу и грустно вздохнет…

Нужно сказать, что раз как-то подданные в день его именин сложились и купили ему туфли. Но это было так давно, что подданные сами забыли, когда это было. Туфли с тех пор успели окончательно истрепаться и походили скорее на кожаные чулки, чем на туфли.

Бедный король!

Правда, у него была еще одна пара туфель, но ту он одевал только по большим праздникам.

Так же обстояло дело и с его гардеробом. Даже корона, которую он носил вместо шляпы, нуждалась в постоянной чистке, так как была медная, а не золотая, как у иных порядочных королей.

И он сам ежедневно оттирал ее песком, смешанным с толченым мелом.

Вообще жизнь королю была бы совсем не в радость, если бы Бог не наделил его красавицей дочерью, Вандой.

Он говорил про Ванду своим подданным:

— Это мое единственное утешение.

А подданные отвечали ему на это в один голос:

— И наше тоже, ваше королевское величество.

И так как король знал, что они говорят совершенно искренно, то он в иные минуты считал себя самым счастливейшим королем в мире.

В эти минуты он забывал и про свои стоптанные туфли, и про свою медную корону.

Слух об удивительной красоте Ванды скоро дошел до одного короля, который кроме того еще был и волшебник.

Вместо коней у этого короля на конюшне стояли крылатые драконы. Их, разумеется, нужно было так же расчесывать волосяной щеткой, как обыкновенных лошадей и мазать им когти копытною мазью.

За драконами ходил конюх, но тоже волшебный, как и сами драконы… И это, конечно, только я говорю «конюх», а по настоящему его звали «драконник».

Да его собственно и не совсем ловко было бы называть конюхом уже по тому одному, что он был ни больше, ни меньше как обыкновенная жаба, только такого огромного роста, что понадобилось выстроить особый дом, где бы он мог жить под полом.