Впрочем, все ее мысли были заняты Жаком. Ребекка никогда еще не встречала человека, который бы так ее заинтриговал, так возбудил ее романтические чувства, как это сделал Жак. Привыкшая всегда себя сдерживать, всегда быть настороже, если это касалось отношений с мужчинами, с ним она впервые в жизни отказалась от этого постоянного контроля над собой, впервые расслабилась. Манипулировать Жаком было невозможно, потому что она никогда не знала, как он будет реагировать на то или иное ее действие.
Много времени она провела, обдумывая, почему он нечувствителен к ее уловкам, откуда у него этот иммунитет, и в конце концов пришла к твердому заключению, что это происходит вовсе не потому, что она не желанна для него. Не потому. В том, что его к ней тянет, у Ребекки сомнений не было, однако казалось, он борется с этим. Что касается различных нюансов в отношениях с мужчинами (да и с женщинами тоже), тут Ребекка имела большое чутье и опыт. Снова и снова она убеждалась в том, что Жак к ней неравнодушен. Она чувствовала, что он удерживает себя от желания прикоснуться к ней. Иногда она вдруг неожиданно поворачивалась и перехватывала его жадный, устремленный к ней взгляд. Нет, недостатка в желании тут не было. Но в таком случае в чем же дело? Помолвлен он не был, в этом она убедилась в первые дни, проведенные на острове, с помощью нескольких острожных вопросов. Он мог бы стать идеальным мужем – красивый, обаятельный, чувственный. Совершенный! Он мог бы стать хорошим мужем даже для нее. Эта неожиданная мысль ее испугала. Уже приближалось время, когда следовало начать думать о замужестве. Ее мать вышла замуж, будучи на год моложе Ребекки.
С Арманом, кажется, все безнадежно, и это очень плохо. А то ведь как было бы прекрасно, если бы Маргарет вышла замуж за одного брата, а она за другого.
Сестрам бы никогда не пришлось разлучаться. Но Арман, который всю эту неделю провел в Ле-Шене, пугает Маргарет, она его просто боится. О каком флирте может идти речь? К тому же и он, кажется, чувствует себя в обществе девушек не в своей тарелке.
Несколько мгновений Ребекка поиграла с мыслью о том, а не выйти ли ей за Армана самой, а Маргарет пусть бы вышла за Жака. Но эта фантастическая авантюра вызвала у нее странное чувство – она вдруг осознала, что не желает даже думать об этом, потому что эта мысль одновременно щекотала ей нервы, возбуждала и отвращала.
Нахмурившись, она отвернулась от окна. «Даже в шутку поиграть с подобной нелепой идеей как-то не хочется. Пора заканчивать одеваться и спускаться вниз. Начинается праздник».
Арман стоял в дверях танцевальной гостиной и с желчным видом разглядывал живописную картину, которую представляли собой гости. От этого зрелища он не получал никакого удовольствия.
Отец, как обычно, потратил огромные деньги. Лишь только для того, чтобы развлечь гостей. Для этого из Саванны пригласили струнный квартет, большая танцевальная гостиная была декорирована цветами и гирляндами. Подвесные лампы из розового стекла, которые еще в начале года отец приказал установить вдоль стен, окрашивали все в бледно-розовый цвет и усиливали праздничное настроение.
«Да, выглядит это очень привлекательно, и каждый, похоже, получает здесь удовольствие. Все наслаждаются, кроме меня, – подумал Арман. – Ну почему меня это так задевает? Ну, потратил отец деньги на эти легкомысленные забавы, потратил больше, чем следует, так ведь это его дело, это его деньги. Меня, конечно, раздражает, что отец потратил деньги только для того, чтобы развлечь своих приятелей, большей частью людей ничтожных, в то время как на дела в Ле-Шене даже цент выделить отказывается.
Конечно, присутствие здесь английских родственниц является некоторым оправданием для всех этих экстравагантностей, но если бы даже родственниц и не было, Эдуард Молино все равно придумал бы какой-нибудь другой предлог. Это, наверное, у отца в крови, он унаследовал подобное отношение к жизни от своего отца, Жана Молино. У Жака тоже имеются кое-какие намеки, правда слабые, на такого рода наследственность. Как же я избежал этого? Почему я единственный из Молино думаю о практических вещах?
Отец принудил меня находиться здесь против моей воли, но, раз так случилось, я должен попытаться сделать все возможное, чтобы доставить удовольствие Фелис. Хотя бы ей».
Оглядев комнату, Арман увидел Фелис. Она стояла у стола для пунша в том углу зала, где располагались музыканты, и разговаривала с тучным джентльменом. Кто это, со спины Арман узнать не смог.
Он начал протискиваться сквозь толпу гостей и вдруг увидел Ребекку, грациозно двигающуюся в танце в паре с его братом.
Арман нахмурился и замедлил шаг, а потом и вовсе остановился, не в силах оторвать от нее взгляд, разрываемый на части смесью чувств, какие эта чертова девица все время пробуждала в нем. Она была необычайно красива! Каждый раз, когда он ее видел, эта красота поражала его снова и снова, поражала очень сильно, сильнее, чем удар в солнечное сплетение. Почему она такая? Любому мужчине, который ее видит, она сразу становится желанна, и дело не в том, какой она человек, а исключительно в ее внешности. Не важно, что она испорченна, избалованна, высокомерна, заносчива, самонадеянна и к тому же англичанка. Находясь рядом с ней, Арман чувствовал, как где-то глубоко в его теле начинает загораться острая сладостная боль. Наблюдая за ней и братом, он неожиданно подумал, что ведь и Жак, наверное, испытывает такую же боль и те же приливы желания. С Жаком он никогда не был близок – уж слишком они разные, – но тут на мгновение почувствовал к брату непривычную жалость.
Танцоры развернулись, и Арман заметил отца, танцующего с дамой рядом с Жаком и Ребеккой. Арман увидел лицо отца, то, как он смотрел на Ребекку, и у него похолодело в груди. Фривольное поведение Эдуарда всегда смущало и раздражало Армана, и не только из-за Фелис. В том, что пожилой человек таскается за молодыми женщинами, как похотливый сатир, было что-то отвратительное и одновременно смехотворное. Но сейчас при мысли, что сластолюбие Эдуарда может распространиться и на Ребекку, в Армане вспыхнул и закипел гнев. Нет, наверное, он напрасно беспокоится – даже у Эдуарда найдется достаточно здравого смысла, чтобы воздержаться от подобных действий по отношению к дочери своего кузена!
Он увидел, как Ребекка подняла лицо – будто цветок раскрылся навстречу солнцу – и посмотрела на Жака. Это был не просто взгляд, это был особенный взгляд.
Значит, ей нравится Жак. Вот оно что. На мгновение Армана охватил приступ дикого веселья, которое тут же сменилось чувством глубокого стыда. Так думать недостойно. И хотя она ясно дала понять Арману, что в упор его не видит, он все равно плохого ей не желает. И уж если быть честным, в том, что она его не любит, виноват он сам. Потому что с тех пор, как они прибыли на Берег Пиратов, он ведет себя неприветливо до неприличия.
В первый день их приезда у него действительно было плохое настроение и он был груб, о чем теперь очень жалел. Но ведь назад ничего не вернешь. Против этой тихони Маргарет он вообще ничего не имел и не имеет, но в Ребекке все время чувствовал какой-то вызов. Может, ему неприятно, что она постоянно стремится выставить напоказ свою образованность, начитанность, и вообще в ее манере поведения было что-то такое, что он счел для себя унизительным.
Как бы то ни было, но он не должен стоять здесь и глазеть на нее, будто неотесанный мужлан. Он должен пойти поприветствовать Фелис и попытаться сделать так, чтобы вечер прошел для него хорошо. На худой конец можно хотя бы полакомиться деликатесами.
Приблизившись к Фелис, Арман обнаружил, что, несмотря на шикарное платье, искусную прическу и румяна, она выглядит изможденной.
В нем вновь поднялась злость на отца. Дает ли этот человек себе труд подумать, что эти празднества, которыми он так упивается, столь тяжело даются его супруге? Возможно, она устает, возможно, есть иные трудности, но для того, чтобы это выяснить, необходимо приложить усилие, а Эдуард даже пальцем не пошевелит! И все же не стоит сейчас портить себе настроение.