Всем сердцем. Всем телом. Всем членом.
И тут мы подходим к самой сути вопроса, вызывающей наибольшее беспокойство. Поскольку имеется ограниченное число вариантов того, что я, Томми, мог сказать вчера Чарли в пылу возбуждения:
«Я люблю тебя, Чарли. И всегда буду тебя любить» — в общем, не так уж и плохо, но отдает сентиментальщиной «мыльных опер».
«Ты — это лучшее, что у меня было в жизни» — это будет уже пострашнее, потому что, во-первых, это не совсем правда, а во-вторых, это название песни Глэдис Найт и «Pips».
«Мне ни с кем не было так хорошо» — формально все правильно, да, признаюсь, но это одна из тех фраз, которую категорически запрещается произносить под наркотой. Но все перечисленное не идет ни в какое сравнение с...
«Я — весь твой, и ты это знаешь. Да, знаешь?» — и, наконец... О Господи...
«Мой член теперь — твой».
Боже мой, неужели я так сказал?! Что мой член — его член. Что на меня нашло?! Может быть, меня кто-то загипнотизировал и вложил мне в мозги лексику из мягкого порно?
Поразмыслив как следует, я пришел к выводу, что мне стало так стыдно за эту фразу прежде всего в свете вчерашнего разговора о занятиях «любовью». Я себя чувствовал неуютно и странно, как будто к видеоряду моей жизни подобрали не тот саундтрек.
Так что давайте начистоту
Вот как все было: словив неслабый приход на хорошем экстази, мы с другом посмеялись над девушкой, которая пыталась склонить его к половому сношению, используя фразу «заняться любовью». Потом мы с тем же другом поехали ко мне и занялись сексом, и в ходе этих занятий сексом я выдал несколько фраз столь же убогих, как и те, над которыми мы с ним смеялись чуть раньше, и кульминацией всего дурдома стало мое заявление о том, что мой первичный половой орган теперь перешел в безраздельное владение моего друга. Вроде бы он воспринял мое выступление нормально. Может быть, ему даже понравилась эта идея. А проснувшись наутро, я возненавидел Чарли всей душой. Мне хотелось, чтобы он ушел. Навсегда.
И не просто ушел. Мне хотелось, чтобы Чарли умер. Теперь при одной только мысли о том, чтобы к нему прикоснуться, меня натурально мутило. Выглядел он... как бы это помягче сказать... паршиво. Он дышал мне в лицо перегаром, от которого зачахли бы даже кактусы. И я подумал, что мне, может быть, стоит притвориться спящим и дождаться, пока он проснется, оденется и уйдет, чмокнув меня на прощание в лоб и тихо высказавшись в том смысле, что насчет жидкости я был прав. (Про жидкость будет чуть позже.)
* * *
Как такое могло случиться? Что со мной стало?! Зачем мне понадобилось все это говорить? На меня это вообще не похоже. Не то чтобы я боюсь близости. Наверное, все-таки не боюсь. Хотя все зависит оттого, какой смысл вкладывать в это понятие. Я, надо думать, из тех людей, которые заводятся с первого взгляда и переходят к решительным действиям уже на первом свидании, и все происходит вполне интимно, и для меня такой близости вполне достаточно, и меня уже очень давно не тянуло вступить с кем-то в близкие отношения иного рода — в очень близкие отношения, когда нужно что-то говорить. Может быть, у меня просто отсутствует практический навык, и тем не менее. Обычно, когда мне приходится говорить о своих чувствах к какому-то человеку, я не стараюсь выразить их посредством некоей порнографической вариации на тему Хеллмарковской открытки — я говорю все, что чувствую. Честно и откровенно. Но в этот раз от меня и не требовалось, чтобы я выражал свои чувства. Я вызвался добровольно! По собственному желанию. Чарли не произнес ни слова! А я с какого-то перепугу выдал ему проникновенную речь о том, что я весь — его: и я сам, и мой сами знаете что. И что меня больше всего беспокоит (как будто мне без того мало поводов для беспокойства), что этого все равно никогда не будет. Я не буду принадлежать Чарли. Ни Чарли, ни кому-то еще. Ни весь целиком, ни частично. Потому что, даже если бы я чувствовал что-то подобное и искренне верил, что мне хочется именно этого, я давно для себя уяснил, что ничего не бывает навечно.
Тем более что я человек, а значит, отчасти животное.
И с чего бы мне брать на себя обязательства, которые, как мне прекрасно известно, в принципе не выполнимы, из-за какой-то биологической случайности (я человек) или же из-за банального вожделения, которое сильнее меня (я отчасти животное).
К тому же мне нравится жить одному. Меня очень даже устраивает, что у меня нет никого, перед кем надо будет отчитываться, что я делаю в данный момент и куда собираюсь вечером. Если вдруг у меня изменились планы, мне не надо никому звонить, чтобы предупредить, — и еще помнить о том, как бы все-таки не забыть позвонить. Если мне захотелось кого-то трахнуть, будь то девочка или мальчик, я могу трахнуть, кого хочу. Если мне захотелось побыть одному, я просто прячусь от всех. Я сам по себе, я ничей. И мне это нравится. Правильно?
Миллионы крошечных мыслей кружились на периферии сознания. Среди них попадались и просто пугавшие, и внушавшие ужас.
Мысли, внушавшие ужас
1. Я влюбился в Чарли, то есть по-настоящему, не просто по-дружески, а влюбился всерьез. В Чарли! (Это самое страшное.)
2. Я потерял чувство юмора, утратил всегдашнюю иронию и лишился последних остатков рассудка по причине несчастного случая, напрочь забытого вследствие сильного наркотического опьянения. (В общем, вполне вероятно.)
3. Мне все это приснилось. (Господи, миленький, пусть так и будет.)
Мысли, просто пугавшие...
1. На этой неделе я принимал слишком много наркотиков, и вчера вечером, надо думать, случился уже перебор, и потом, я такой не один — все так или иначе гонят под экстази и несут полный бред, тем более если до этого ты всю неделю закидывался по чуть-чуть (хотя насчет члена, отданного во владение, здесь тех «чуть-чуть» явно мало), и сегодня утром я впал в депрессию по причине всего вышесказанного, и еще у меня, видимо, наркотическое отравление, и мне сейчас нужно прочистить мозги, собраться с мыслями и побыть одному, а Чарли — вообще ни при чем. Просто мне надо на ком-то сорвать раздражение. Да. Скорее всего.
Я опять повернулся к Чарли и присмотрелся к нему повнимательнее. Он шевелился во сне. Надо думать, уже просыпался. Я смотрел, как его глаза мечутся под закрытыми веками, как его губы слегка раскрываются и смыкаются вновь, а язык скребет по пересохшему небу в отчаянной попытке вызвать хотя бы подобие слюны.
Бедный Чарли. У него было явное обезвоживание организма. Сколько раз я ему говорил?! У меня в голове не укладывается, как можно себя доводить до подобного состояния, когда вполне можно не доводить. Следуя нескольким простым правилам, ты гарантированно избегаешь подобного малоприятного пробуждения. Попробую перефразировать. Если бы Чарли последовал нескольким простым правилам, он бы проснулся вполне себе бодрым, без ощущения сухости во рту, без обезвоживания и без потенциальной головной боли. Кто-нибудь уловил разницу?
Правила потребления жидкости (Советы от Томми)
1. Постоянно пей воду.
2. Всегда носи с собой бутылку воды для того, чтобы — см. пункт 1.
3. Когда потребляешь спиртные напитки, пей еще больше воды.
4. И пей еще больше воды, когда принимаешь наркотики.
5. Перед тем, как лечь спать, выпей побольше воды.
6. Всегда ставь рядом с кроватью бутылку воды, чтобы пить ночью — по мере необходимости.
Это должен знать каждый. И делать именно так, как записано в правилах. Принцесса Диана рекомендовала то же самое. Обильное питье полезно для кожи, оно предотвращает головные боли, и вообще — это именно то, что нужно. Для меня лично бутылка воды — то же самое, что сигареты или рюкзак. Без бутылки воды я вообще никогда не выхожу из дома.
А Чарли? О нет. Даже вчера или, вернее, уже сегодня в четыре часа утра, когда мы наконец рухнули на постель — потея, борясь с всеобъемлющим головокружением и вопя в полный голос (Господи, надо бы извиниться перед Сейди), — даже тогда он отказался от предложенной минералки.
— Ты же знаешь, я это не пью, — сказал он, пытаясь сфокусировать взгляд на бутылке, которой я размахивал у него перед носом.
Потом был как бы провал во времени с переходом на «следующий кадр», долгая пауза в разговоре, когда ты вроде как беседуешь с человеком и вдруг зависаешь, и человек думает, что ты сейчас скажешь что-то вообще постороннее, в смысле, безотносительное ко всему предыдущему, и поэтому неправильно истолковывает твое следующее заявление.