— Обычаи теперь никого не спасут, — возразил я и осторожно вернулся к своим расспросам. — А в какую сторону поехал Динзиль? Ты же знаешь меня, Кайлан, — разве стал бы я нагонять на тебя тоску, если бы не был уверен: нам троим грозит какая-то опасность.
Он посмотрел мне в глаза, как до этого — Дагона, и мы перешли на мысленный контакт.
— Я надеюсь, ты мне веришь, Кимок?
— Но ведь ты мне — не веришь?
— Верю и буду настороже, когда он вернётся. Но вот что я скажу тебе, брат, — не пытайся настроить против него сестру, этим ты только оттолкнёшь её.
Я стиснул кулаки, и негнущиеся пальцы побелели.
— Так вот, значит, как… — это был не вопрос, а утверждение.
— Она не скрывает своего расположения к нему. Разубеждать её бесполезно — ты восстановишь её не против него, а против себя. Она очень… изменилась.
Кайлан тоже был растерян и сбит с толку, хотя, и не испытал такой боли, как я час назад, когда Каттея закрыла от меня свои мысли.
— Она незамужняя девушка. Мы же знали, что рано или поздно она посмотрит на какого-нибудь мужчину так, как никогда не смотрела на нас. И мы были к этому готовы… Но этот человек — нет! — я словно произнёс клятву, и Кайлан это понял.
Он медленно покачал головой:
— Здесь мы не властны. Все видят в нём достойного человека, и он ей нравится — это и слепой заметит. Твою неприязнь и она, и другие расценят как ревность. Нужно иметь доказательства.
Он был прав, но иногда слушать правду слишком тяжело. Так было и сейчас.
— Трудно поверить, что ты вызвал кого-то из Великих, и тебе ответили. Нам всегда говорили, что на это способны только посвящённые. Ни один мужчина в Эсткарпе никогда не ступал на эту стезю, и Каттее трудно принять такое. Как же тебе это удалось?
— Я действительно не знаю. Эфутур крикнул, что нас хотят взять в три круга, и мы поскакали, чтобы успеть прорваться.
Я рассказал о словах, принявших вид огненных стрел, и о сокрушительном грохоте, разметавшем всех.
— Когда наша мать давала нам имена, она просила для тебя мудрости, — сказал Кайлан задумчиво. — Похоже, ты действительно знаешь нечто такое…
Я вздохнул:
— Между знанием и мудростью громадная разница, брат. Не путай одно с другим. Я воспользовался знанием и не подумал о последствиях. Конечно, это был глупый поступок…
— Не совсем. Ведь это спасло вас, разве нет? И Дагона права, теперь мы знаем, что некие силы не ушли отсюда, а всё ещё действуют. — Он вытянул перед собой руки, задумчиво разглядывая их. — Большую часть жизни я воевал, но всегда — мечом. Теперь другая война, но я не колдун, и вся моя сила по-прежнему в моих руках, в моём теле, и ни к какой другой я не прибегну.
— И я отныне — тоже!
Он покачал головой:
— Не зарекайся, Кимок. Мы не в силах заглянуть в будущее и вряд ли захотели бы, если б могли, — ведь мы не властны изменить то, чему суждено случиться. Ты сделаешь то, что тебе выпадет, и я тоже, и любой в Эскоре. Мы будем идти к победе или поражению, и каждый сыграет в этом свою собственную предопределённую ему роль.
Я прервал его невесёлые рассуждения:
— Ты же говорил как-то, что тебе приснилось, будто на этой земле снова мир и здесь расселился наш народ, разве не помнишь?
— Сны обычно расходятся с явью. Ты ведь видел ужасный сон прошлой ночью?
— Тебе Каттея рассказала?
— Да. Она считает, что этот сон навела какая-то тёмная сила, которая пыталась на тебя повлиять.
— И ты так думаешь?
Кайлан встал:
— Возможно, вы оба правы: это и предзнаменование, и происки какой-то враждебной силы. В этом краю надо держать ухо востро и быть готовым ко всему…
На следующий день с рассветом мы опять отправились в путь — мы с Кайланом, Годгар и Хорван, трое людей Эфутура и Дагона. Мы выехали в сторону западных гор встречать тех, кто шёл к нам из Эсткарпа. Над головами у нас кружили фланнаны и птицы, служившие Дагоне гонцами и разведчиками; по их сообщениям, вокруг было неспокойно. На возвышенных местах мы видели наблюдателей — некоторые казались людьми, другие — чудовищами. Был ли то враг, готовившийся к удару, или только глаза и уши более мощного противника — этого мы не знали.
Подозрительные места мы миновали в обход. Когда возле реки нам встретился небольшой лесок, Дагона, остановившись лицом к нему, поднесла два расставленных пальца к губам и плюнула через них направо и налево. Мне этот лесок показался самым обычным, не хуже и не лучше любой рощицы в Долине. — «Сколько же всевозможных ловушек подстерегает в Эскоре несведущих и неосторожных», — подумал я.