Так закончил Геншер и сразу исчез, как умеют исчезать только маги. Струи фонтана искрились и играли в солнечных лучах, а Гед еще какое-то время стоял, наблюдая за ним, вслушиваясь в его лепет и думая о Неммерле. Когда-то, в этом самом дворике, ему послышалось некое слово, которое шепнул ему солнечный свет. После этого ему пришлось услышать слово, изреченное самой тьмой, и его уже нельзя было сделать непроизнесенным.
Покинув двор, он пошел в свою старую комнату в Южной Башне, пустовавшую во время его болезни. Там он был совсем один. Когда ударил гонг, возвещая ужин, он спустился вниз, но не мог заговорить ни с кем из своих сотрапезников за Длинным Столом, даже поднять голову и посмотреть на тех, кто здоровался с ним, и то было свыше его сил, хотя многие искренне радовались его возвращению. И через день-другой все оставили его в покое. Отныне он желал быть один, ибо боялся зла, которое, вопреки собственной воле, словом или делом мог навлечь на других.
Ни Боба, ни Яхонта Гед нигде не встречал и не спрашивал о них. Мальчики, признававшие его раньше своим вожаком и восхищавшиеся им, за месяцы его болезни успели продвинуться далеко вперед, и всю ту весну и лето ему пришлось заниматься с учениками, которые были моложе его. И даже среди них он отнюдь не блистал, ибо слова любого заклинания, вызывающего даже самую простую иллюзию, сковывали ему язык и не шли с губ, а руки утратили свою прежнюю сноровку.
Осенью он снова отправился в Башню Уединения к Учителю Имен. Занятия с ним, нагонявшие прежде такую скуку, теперь были ему приятны, ибо больше всего на свете он хотел сейчас жить в тишине и больше никогда и нигде не применять свою силу; и этому желанию, как ничто другое, подходило бесконечное заучивание длинных списков, когда не надо было творить никаких заклинаний, и его сила могла мирно дремать в нем.
Ночью, накануне его ухода в Башню, к нему в комнату явился некто в коричневом дорожном плаще с дубовым жезлом, нижний конец которого был из кованого железа. Гед вскочил на ноги.
— Ястреб...
Услышав этот голос, Гед поднял глаза: перед ним стоял Боб, солидный, крепкий, приземистый. Его черное грубоватое лицо повзрослело, но улыбался он по-прежнему широко и открыто. На плече у него затаился пятнистый зверек с огромными, сверкающими глазами.
— Он был со мной все время, пока ты болел, и мне грустно расставаться с ним, — сказал Боб. — Еще грустнее, что приходится расстаться с тобой, Ястреб. Но ничего не поделаешь, надо возвращаться домой. Ну, хоэг! Иди к своему хозяину!
Боб ласково погладил отака и спустил его на пол. Зверек быстро отбежал к соломенному тюфяку, на котором спал Гед, уселся на нем и сразу принялся вылизывать свою шубку сухим коричневым язычком, похожим на крошечный листок. Боб засмеялся, глядя на него, но Гед даже не улыбнулся. Он нагнулся, чтобы не видно было его лица, и начал гладить отака.
— Я уж подумал, что ты не хочешь меня видеть, — сказал он.
У него и в мыслях не было упрекать за это Боба, но тот сказал:
— Я не мог прийти раньше. Сначала не пускал Учитель Целения, потом я занимался в Роще, а оттуда нельзя уходить до окончания всех занятий. Смог прийти, как только заслужил посох. Послушай, когда ты тоже освободишься, приезжай ко мне в Восточный Простор. Я буду тебя ждать. В наших городишках живется неплохо, и к волшебникам всегда относятся хорошо.
— Коща я освобожусь... — буркнул Гед и, чуть пожав плечами, попробовал улыбнуться.
Боб глянул на него — не совсем так, как смотрел раньше. Взгляд его по-прежнему светился любовью, но в нем было то, чем отличается взгляд волшебника. Он сказал тихо:
— Но не всю же жизнь сидеть тебе на Роке!
— Ну... думаю, найдется кое-какая работа... помогать Учителю в Башне... Буду искать здесь, по книгам и по звездам, утраченные имена, может, таким образом... никому больше не причиню вреда, хотя... и добра тоже... скорее всего...
— Может быть, — сказал Боб. — Однако, хотя я, конечно, не провидец, но когда смотрю на тебя, то вижу не в комнатенке среди книг, а на морском просторе, и на твоем пути — огненные драконы, башни замков, города... И все это видится с огромной высоты, словно летящий ястреб разглядывает какую-нибудь мошку.
— А за моей спиной? Видишь ли ты что-нибудь позади меня? — спросил Гед. Но слова застыли у него на губах, потому что волшебный огонек, висевший между ними, вдруг отбросил на пол и стену огромную тень Геда.
Тогда, отвернув лицо, чтобы не было видно изуродованной щеки, Гед выдавил из себя, запинаясь: