Паренек, приставленный к Аррену в качестве проводника по Школе, коренастый, но подвижный, носил плащ, застегнутый у горла серебряной пряжкой в знак того, что он уже не новичок. Он закончил приготовительные курсы и теперь был признанным колдуном, продолжающим занятия для того, чтобы заслужить жезл волшебника. Звали его Кон. «Потому, — объяснил он, — что у моих родителей было шесть дочерей, и когда они решили завести седьмого ребенка, отец сказал, что ставит все на кон в игре с судьбою». Это был приятный и покладистый малый, сообразительный, с хорошо подвешенным языком. В другое время его чувство юмора доставило бы Аррену немало удовольствия, но сейчас, сказать по правде, он не в состоянии был уделить должного внимания своему опекуну. И Кон, имевший, пожалуй, излишнюю склонность извлекать радости из предоставляющихся ему обстоятельств, решил воспользоваться рассеянностью вверенного его попечению гостя. Он начал рассказывать ему про Школу всякие диковинные вещи — поначалу довольно близкие к истине, но затем все более неправдоподобные. И что бы он ни говорил, Аррен на все отзывался словами: «Вот как!» или «О да!», или «Понятно», пока Кон не пришел к выводу, что имеет дело с высокородным глупцом.
— Разумеется, здесь не готовят еду, — говорил он Аррену, проходя мимо огромной каменной кухни, которая вся так и сверкала медными котлами, гремела дружным стуком ножей и била в глаза и в нос резким запахом только что нарезанного лука. — Это все лишь видимость. На самом деле мы просто идем в трапезную, и каждый наколдовывает себе еду, какую хочет. К тому же не приходится мыть посуду.
— Понятно, — вежливо отозвался Аррен.
— Разумеется, новички, которые еще не научились наколдовывать себе еду, за первые месяцы успевают потерять изрядную долю своего веса. Но именно поэтому они усваивают все очень быстро. Есть тут один мальчишка с Хавнора, который вечно старается приготовить себе жареных цыплят. Но единственное, что у него сколько-нибудь сносно получается — это овсяная каша. Казалось, ему так и не удастся продвинуться дальше овсяной каши, но вчера он сумел добавить к этому гарниру вяленой пикши.
Кон даже охрип от усилий сказать что-нибудь, способное вызвать у гостя хотя бы легкое недоверие. Наконец он сдался и замолчал.
— Откуда... с какого острова родом ваш Верховный Маг? — спросил Аррен, даже не глядя на величественную галерею, по которой они шли, на стены, украшенные резьбой, и на сводчатый потолок с изображением Тысячелистного Древа.
— С Гонта, — ответил Кон. — Он был там деревенским козопасом.
И тут, услыхав про этот простой и давно всем известный факт, мальчик с Энлад глянул на Кона с разочарованием и откровенным недоверием.
— Козопас? — переспросил он.
— Ну да, как почти все гонтийцы, пока они не займутся пиратством или волшебством. Понимаешь, я же не утверждаю, что он и сейчас является козопасом.
— Но как козопас мог стать Верховным Магом?
— Точно так же, как и принц! Явился на Рок и переплюнул всех Учителей, затем сплавал на Драконьи Острова, потом выкрал Кольцо с Атуана, после чего стал самым могущественным волшебником, какие только были после Эррет-Акбе.
Они вышли из галереи через северную дверь. Вечернее солнце изливало свет и тепло на вспаханные склоны холмов, на крыши городка Твил и на воды залива. Они остановились, продолжая разговор. Кон сказал:
— Конечно, эти события произошли довольно давно. С тех пор как он стал Верховным Магом, он мало что сделал. Но Верховные Маги обычно ничего и не делают. Они просто сидят на Роке и следят за Равновесным Целым. По крайней мере, я считаю, что они этим занимаются. К тому же он теперь совсем старый.
— Старый? Сколько ему лет?
— Ну, сорок или пятьдесят.
— А ты его видел?
— Конечно, я его видел, — резко отпарировал Кон. Высокородный глупец, похоже, был еще и высокородным снобом.
— Часто?
— Нет. Он предпочитает оставаться в своих покоях. Но когда я прибыл на Рок, я видел его на Фонтанном Дворе.
— Я говорил с ним там сегодня, — произнес Аррен таким тоном, что Кон очень внимательно посмотрел на него и рассказал подробнее:
— Это произошло три года назад. И я был так напуган, что как следует ни разу не пригляделся к нему. Разумеется, тогда я был самый настоящий молокосос. Но там вообще трудно что-то разглядеть как следует. Я помню звуки его голоса, помню, как играл фонтан — вот и все. — И, подумав немного, добавил: — Да, еще помню, что говорил он с гонтийским акцентом.
— Если б я мог разговаривать с драконами на их собственном языке, — сказал Аррен, — меня не волновало бы, какой у меня акцент.