В начале нашей эры на берегу Красного моря возникло государство Аксум. Через посредство сирийских монахов аксумиты раньше многих европейских народов восприняли христианство. Косма Индикоплов, автор хорошо известного во всей средневековой Европе, в том числе и на Руси, географического трактата «Христианская топография», посетил Аксум в VI веке и встретил там людей, искусных в ремеслах, смышленых в торговле, отважных в ратном деле. В те времена связи аксумитов со странами Средиземноморья были довольно тесными. В их духовной жизни чувствовалось культурное влияние эллинистического мира. Позднее аксумское царство пришло в упадок. Центр государственности переместился на юг от берега моря, в труднодоступный горный район, где через несколько веков сложилась эфиопская империя, преемница Аксума. К моменту, когда Ковильян отправился в свое путешествие, это было сильное феодальное государство, стремившееся расширить границы за счет окружавших его мусульманских владений. Этническое ядро империи составляли амхарцы, но страна была многонациональной. Эфиопы имели развитую литературу, создававшуюся на геэз, языке (тогда уже мертвом) аксумитов. Сильный отпечаток на их культуру накладывала христианская религия. Вот эту-то Эфиопию и отождествляли в Европе с царством первосвященника Иоанна, хотя императоры не были духовными лицами. Следует также помнить, что с античных времен у европейцев повелось все неизведанные внутренние районы Африки называть Эфиопией, а африканцев — эфиопами.
Судьба Ковильяна сложилась несколько необычайно. Он не погиб, скитаясь по чужбине, не затерялся, как песчинка в безбрежной пустыне. Он проник в самое сердце империи эфиопов. Его хорошо приняли, но вернуться в Португалию не разрешили. Более тридцати лет Ковильян прожил в Эфиопии. Он пользовался почетом при царском дворе, стал вельможей. Однако до самой смерти тосковал по родине.
В Эфиопии фольклор был противопоставлен книжности. Для всех населявших империю народов литература на геэз была единой, как бы наднациональной. Она представляла собой одну из периферийных ветвей мировой христианской литературы. В царских хрониках, житиях святых, богословских сочинениях — этих основных литературных жанрах средневековья — этническая принадлежность авторов почти неощутима. Произведение на геэз могли написать и прочитать только немногочисленные грамотеи, преимущественно выходцы из духовного сословия. Книгу толковали в церкви, в монастырской келье. Книжность и религия были неотделимы. Иное дело устное народное творчество. Церковники относились к нему неодобрительно, как к любому проявлению мирского вольнодумия. Но и сказочники не оставались в долгу — где еще, как не в сказке, можно так весело посмеяться над прислужниками бога. Сказка нередко имеет антиклерикальный подтекст. Она рассказывается на живом языке и понятна всем, кто ее слушает.
Ранние путешественники по Африке интересовались культурой, в том числе фольклором народов, жизнь которых им приходилось близко наблюдать. Но они, как правило, были разведчиками, авантюристами, преследовавшими вполне конкретные меркантильные цели, а не учеными и исследователями. Да и уровень науки о человечестве в ту эпоху был таков, что потребность в специальном изучении устного творчества аборигенов неведомых земель еще не возникала. Время пристального внимания к сказкам африканцев наступило гораздо позднее. С конца XIX века в разных странах стали выходить книги, посвященные Африке. Первоначально это были записки колониальных чиновников, военных, миссионеров. Они содержали наблюдения людей, волей случая заброшенных в экзотические места. Нередко наивные впечатления дилетантов по-своему интересны, им присущи свежесть восприятия, искреннее удивление увиденным, хотя тут же много скептицизма и заведомой предвзятости. Появлялись и более компетентные труды, в частности сборники африканских сказок. Одной из первых значительных публикаций такого рода стала вышедшая в 1893 году книга Г. Стэнли «Мои темнокожие спутники и их странные истории», прославившегося тем, что спас погибавшего от болезни в Центральной Африке Дэвида Ливингстона. Этот путешественник и исследователь записал и литературно обработал много услышанных от занзибарских проводников сказок, которые действительно должны были казаться странными человеку, никак не ожидавшему обнаружить в «туземцах» такое буйство поэтически вдохновенной фантазии. Некоторые сказки из его книги включены в наш сборник. Великолепные импровизации занзибарцев пленили и другого исследователя — англичанина Джорджа Бэйтмэна. Его коллекция, впервые опубликованная в 1901 году, включает наиболее распространенные фольклорные образцы, переведенные с суахили. Бэйтмэн отмечал, что среди них много оригинально разработанных мировых сюжетов (например, сказка «Хамдани», в которой газель Киджипа удивительно похожа на европейского Кота в сапогах).
Сказка — ценный источник информации для этнографа. Поэтому этнографическое изучение африканских народов сопровождалось сбором фольклорного материала. В приложении к сугубо специальным трудам ученых давались записи сказок. Именно из таких книг мы узнаем, о чем седовласые старцы толковали с молодежью возле вечерних костров, как готовили юношей к посвящению в мужчины, какие обряды справлялись у святилищ божеств и предков. Колониализм и расизм нанесли африканским народам неисчислимый ущерб. Однако многих европейцев влекло в Африку искреннее желание познать тайны загадочного континента. Добытые ими сведения об образе жизни и нравах местных обитателей способствовали искоренению бытовавших тогда предрассудков. Они хотели постичь культуру африканцев и уже догадывались, что в ритмах туземной пляски, гротескных чертах вырезанных из дерева идолов заключено нечто в высшей степени выразительное, жизненно достоверное, то, к чему стремится, но чем не обладает (или уже утратило) искусство цивилизованного мира. Эта догадка переходила в уверенность по мере того, как этнографы накапливали информацию об обычаях африканцев, а искусствоведы приступили к профессиональному изучению масок и скульптур, привезенных из Африки. В XX веке традиционная африканская музыка и пластика оказали заметное влияние на развитие мирового искусства.
В 1910 году супруги Раутледж, проводившие исследования в Кении, опубликовали в приложении к своему фундаментальному этнографическому труду о кикуйю подборку сказок этого народа. Спустя десятилетие такую же работу в отношении ираку проделал X. Хаудж. Позднее вышла книга В. Уайтли, занимавшегося фольклором сомалийцев, курия, ганда и некоторых других народов Восточной Африки. В 50 — 60-е годы появились книги африканских фольклористов, непосредственных носителей данных культур. В Эфиопии опубликовано несколько сборников амхарских сказок. Кениец Дж. Мбити писал о камба, его соотечественники Р. Мванги и Н. Нжурури — о кикуйю. Материалы, собранные перечисленными авторами, были использованы при составлении этого сборника. В нем представлены все основные жанры сказочного репертуара. Не всегда просто определить жанр той или иной сказки. Волшебные и бытовые мотивы часто присутствуют в историях о животных. В них же органично включается этиологический (объяснительный) элемент, характерный для мифологических сюжетов. Сборник состоит из четырех разделов. В первом сосредоточены героические и мифологические сказки. Их персонажами выступают божества или легендарные личности, с чьими именами и деяньями связаны какие-то значительные события. Потомкам они видятся великанами, их сила уподобляется мощи природных явлений. Во второй раздел вошли волшебные сказки. Их обычные персонажи — чародеи, колдуны, злые и добрые духи, наделенные чудодейственными свойствами лесные обитатели. Колдовство и магия играют в жизни традиционных обществ важную роль. Не удивительно, что представления о магических взаимосвязях мира находят причудливое отражение в фольклоре африканцев. Третий раздел состоит из бытовых сказок. В центре их сюжетов — проделки плутов и хитрецов. Этика человеческих взаимоотношений наиболее полно раскрывается именно в бытовых сказках, многие из которых окрашены в юмористические тона. И наконец, четвертый раздел включил в себя, пожалуй, самый популярный фольклорный жанр — сказки о животных. В сказочном мире человек не является единственным разумным существом. Животные не уступают ему по интеллекту. Человек близок к природе, он наделяет зверей теми же качествами, которые присущи ему самому.