Вдруг она нашла магнитофонные ленты и стала их прослушивать — может быть, найдет того злодея, у которого бриллианты. Всю ночь пели песенки, шумели гости, будто издалека доносились пьяные выкрики, хихиканье, и учтивый, трезвый голос Зюзина. И она все повторяла: «Идиот! Идиот!»
Когда Зюзин умер, она предъявила старое свидетельство о браке. Никто не опротестовал его, потому что ни родных, ни друзей, ни близких у Зюзина не было, и завещание его было объявлено недействительным.
В крематории, в том высоком и чистом храмовом зале, среди стеклянных шкафов с урнами, собрались восемь человек, в том числе и она, и когда капитан дальнего плавания, председатель комиссии по похоронам, спросил, будет ли кто прощаться, все посмотрели на нее, но она не двинулась с места. Единственный его фронтовой друг хотел выйти, но удержался, чтобы не подумали, что он хочет получить наследство.
Так и ушел Зюзин за зеленую шторку вниз, в геенну огненную, ни с кем не простившись.
Недавно друг его осведомился об урне. Ее не было. Против фамилии Зюзин стояла птичка, значит, урну взял кто-то. Наверное, это она взяла ее и выкинула в окно поезда «Москва — Одесса» на полном ходу.
ЗАПИСКИ МНИТЕЛЬНОГО ЧЕЛОВЕКА
До какой жизни я дошел! Я, любитель сквозняков, открыватель всех дверей и окон, — я устраиваю скандалы из-за открытой форточки.
А началось это…
— Три горчичника и терпение! Только не срывайте, терпите до последнего!
— А моя бабушка лечилась песком. Раскалите на сковородке песок…
— Собачку заимейте, приложите шерстью к больному месту, она дает электричество, или кошку, тоже очень хорошее электричество.
— А я говорю, не обращайте внимания — и все пройдет.
Но я обратил внимание.
Мне ставили горчичники и банки, меня гладили утюгом, электрическим утюгом и духовым, и однажды даже ультразвуковым, меня кусали пчелы, и сосали пиявки, я натирался муравьиным спиртом, и змеиным ядом, и тигровой мазью.
Через неделю я уже не мог сидеть. Табуретка казалась мне орудием гестапо.
— Идите в институт курортологии, там как рукой снимут, — сказал мне человек, который все знает.
В институтском коридоре, в разных странных, почти скульптурных позах, стояли, сидели или полусидели на самом кончике стула больные. Пристроился и я.
— Что у вас? — спросил сосед, не поворачивая шеи, а как-то странно глядя прямо перед собой на портрет академика Павлова.
Я сказал, что, наверное, радикулит, а он представился, будто называя фамилию:
— Люмбаго!
Именно от него я узнал о том, что одна и та же болезнь имеет три наименования, в зависимости от того, кто ею болен. Если министр, председатель правления или первый секретарь, она называется нежно, красиво, почти любовно, по-иностранному — люмбаго; если директор магазина, заведующий парикмахерской, председатель месткома, то это уже радикулит, а если бухгалтер, кассир, вахтер — просто ишиас.
Высказав все это, он захохотал своим неподвижным, разящим смехом, и вместе с ним захохотали стоящие, сидящие, полусидящие и полулежащие. Это было посвящение в орден радикулитчиков.
— Последний индейский способ знаете? — спросил мой Люмбаго.
— Не индейский, а египетский, — заспорил кто-то.
— Ха, египетский! У меня дядя ездил в Америку и взял рецепт у вождя индейцев лично.
— А я говорю, египетский, ОАРовский, его привезла жена моего товарища с Асуанской плотины.
— Ну, все равно, индейский, египетский, — согласился Люмбаго, — а крапива. Нажгите молодой крапивой.
— Что вы, все перепутали, крапива — это от почек, и ее не прикладывают, а настаивают и пьют, а от радикулита перец.
— В пакетиках? — спросили.
— Ни в коем случае, — завопил знаток, — что вы, бифштекс или люля-кебаб? Вы ели перец?
— Лечо?
— Да нет, перец, ну, который узенький продают на базарах грузины. Вы покупаете десять стручков, разрезаете их вдоль, — только не поперек, а вдоль, — и опускаете в царскую водку. Смотрите, обязательно в царскую водку. Есть у вас товарищ с сильной рукой? Он кладет перец на ладонь и с силой втирает вам в поясницу, пока от перца не остаются лохмотья.
— Дикари! Папуасы! — закричал человек с лицом бога Вулкана. — Попробуйте токи Бернара. Вы входите согнутым, более того, вас вносят на носилках, в вас пускают ток, и вы на глазах разгибаетесь. Вы вошли Навуходоносором, а вышли Тер-Ованесяном.