-- Как же т-так... -- пробормотала ведьма. -- Что з-за дурацкие шутки выкидывает тут ... ик!.. эта птица? Ик! Значит, все было не пра... правильно?
Бредовред пьяно захихикал:
-- Тира... Ти-ри-ра... Ти-ра-ра-ра... Тетя! Ты, видать, чегой-то перепутала... Ик! Ты же вечно... Гы-гы! Вечно все путаешь и забываешь. Видно, ты у нас маленько дурочка... Эх, старушенция... Щас, щас, погоди... Я покажу, как делают... ик! такие дела настоящие... хро... хрю... фессионалы... Не зевай и смотри внимательно.
Он залпом осушил бокал и пробормотал заплетающимся языком:
Трюкштюк-пунш, твори фрукттрюк,
Хитроушлый... плюхпуншбрюх!
Пусть кот облезлый с фальцетом писклявым
Станет как соловей голосист,
Гы! Обретет мировую славу,
А шелстка... (Ик!) шерстка как шелк заблестит!
Мориц, который только что едва не умирал и не то что петь -- говорить нормальным голосом не мог, вдруг почувствовал, что все его крошечное, толстое, слабенькое тельце налилось силой, он вдруг вырос и превратился в крепкого красавца кота. Шерсть у него теперь была не в дурацких пестрых пятнах, а белая как снег и мягкая как шелк, усы же у Морица стали такие, что ими мог бы гордиться даже тигр.
Мориц важно откашлялся и заговорил новым голосом -- таким звучным и сильным, что сам пришел в восторг.
-- Якоб, дорогой мой друг, как я тебе нравлюсь?
Ворон подмигнул и сказал:
-- Первоклассный вид, Мориц. Ну, принц, ни дать ни взять! Ты таким всегда хотел быть.
-- Знаешь, Якоб, -- сказал кот, разгладив усы, -- зови меня, пожалуй, как раньше, Мяуро ди Мурро. Пожалуй, это имя мне теперь больше подходит, как тебе кажется? А ну-ка, слушай! -- Он набрал полную грудь воздуха и сладко замяукал. -- О sole mio!..
-- Тише, тише! Помни об опасности, -- зашикал на него Якоб.
К счастью, колдун и ведьма ничего не слышали -- как раз в ту минуту, когда кот запел, у них начался дикий скандал. Они громко ругались, с трудом выговаривая слова, и костерили друг друга на чем свет стоит.
-- Это ты-то спесивалист? -- негодовала Тирания. -- Да я щас лопну... ик! От смеха... Ха-ха! Ты просто шляпа... растяпа... неумеха...
-- Да как ты смеешь! -- зарычал Бредо-вред. -- Ты-то! Ты! Смеешь судить о моих просеффио... фропессио... профессиональных хва... квачествах, старая ты идитетка!
-- Скорей, котик, -- зашептал тут Якоб. -По-моему, лучше нам испариться да побыстрее. Того и гляди дойдет до них, что произошло, и тогда не миновать нам беды!
-- Но я хочу увидеть, чем все это кончится, -- шепотом ответил кот.
-- Ну, мозгов у тебя не прибавилось! Конечно, зачем певцу мозги? Пошли отсюда, быстро, говорят тебе!
И пока ведьма с колдуном переругивались, кот и ворон незаметно выбрались через разбитое окно в парк.
На самом дне чаши из Холодного пламени еще оставалось немного пунша. Тетка с племянником наклюкались, как говорится, под завязку. И, как бывает обычно в таком состоянии с людьми злого нрава, они злились все больше и все яростней поносили друг друга.
О коте и вороне они даже не вспомнили и потому не заметили, что те скрылись. Насчет того, что волшебный пунш мог каким-то чудом утратить свое обратное действие, у колдуна и ведьмы все еще не зародилось никаких подозрений. Зато оба в безудержной ярости вздумали хорошенько насолить другому, разумеется, с помощью волшебного зелья. Каждый задумал для другого самое страшное и плохое, что только мог выдумать, представил его себе дряхлым, ужасающе уродливым и смертельно больным. И с этой мыслью они выдули по полному бокалу пунша и в один голос завопили:
Хрюкпунштюк, твори хрюктрюк
Ушлохитрый фуккаюк!
ТЕБЕ желаю (ик!) жизни беспечной,
Здоровья, радости, красоты,
Богатства, успехов, юности вечной,
Сердечной... гы-гы!... доброты!
И в следующий миг оба в величайшем изумлении уставились друг на друга -- они стали прекрасными и юными, как сказочные принц и принцесса!
Тирания, онемевшая от изумления, недоверчиво ощупала себя. Она стала стройной, как тростиночка! Только вот платье цвета серы висело на ней теперь, как на вешалке. Бредовред провел ладонью по голове и воскликнул:
-- Ух ты! Что это выросло на моей головушке? Ик! Вот это да! Какая роскошная шевелюра... Дайте мне зербешок, дайте мне геркальце! Тьфу! Гребешок и зеркальце... Надо причесать мои буйные кудри.
В самом деле, теперь над его лбом вились непокорные черные кудри. А у тети длинные золотые локоны ниспадали чуть не до пояса,как у Лорелеи (Лорелея -- в европейском фольклоре златокудрая нимфа реки Рейн, которая прекрасными песнями увлекает корабли на скалы.). Коснувшись руками лица -раньше оно была морщинистым, с отвислыми щеками -- Тирания воскликнула:
-- Ой! Кожа у меня стала гладкая, как у ребеночка!
И вдруг оба вздрогнули и улыбнулись друг другу с любовью, словно впервые увидев друг друга. (Что было правдой, ибо в новом своем облике они друг друга никогда не видели.)
Но если кунштюк-пунш совершенно изменил обоих и, конечно, сделал их не такими, как они желали друг другу, то кое-что все же осталось неизменным и даже, пожалуй, усилилось -- опьянение. Все-таки ни одно чудо не может отменить свое собственное действие, этого попросту не бывает.
-- Вельзе-зе-вульчик, -- пролепетала тетка -- Ты же самый настоящий красавульчик. Но мне... ик! кажется, ты что-то очень сильно двоишься...
-- О, прекрасная златокудрая дева, -- заплетающимся языком отвечал племянник. -- Ты -- фатаморгана, мираж, у тебя вдруг появился нимб вокруг головы... Нет, целых два нимба! Как бы там ни было, я преклоняюсь пред тобой, дорогая тютя... тетя! Я чувствую, что в глубине моей души все перекувырнулось. Ик! На душе так светло... Понимаешь, доброты и красоты выше крыши...
-- Вот-вот, со мной то же самое, -- подхватила тетка. -- Так бы весь мир и обняла! До чего же хорошо на душе...
Тирашенька, -- еле ворочая языком сказал Бредовред. -- Ты прямо такая замечательная тетя, знаешь, я хочу сейчас же помириться с тобой. Заключим вечный мир. И давай перейдем на ты, а?
- Золотой мой мальчуган, да мы же и так на ты!
Бредовред с усилием кивнул -- голова у него была тяжелая.
-- Правильно, правильно. Ты опять права, тетя. Ну тогда давай будем звать друг друга просто по имени. Меня вот зовут... Ик! Как же меня зовут-то?
-- Не ик!.. играет роли. Забудем все, что было. Начнем новую жизнь. Давай, правда! Ведь мы с тобой были такие злые... ик! Такие злые-презлые, такие нехорошие...
Колдун разрыдался.
-- Да, мы были злые... Противные, отвратительные! Злодеи -- вот кем мы были. Ик! Мне так стыдно, так стыдно, тетя...
Тут и тетка заскулила, как замковая собачка.
-- Приди ко мне, в мои девические чистые объятия... ик! О благородный юноша... Отныне все пойдет по-другому. Мы будем добрыми и ласковыми. Я -- с тобой, а ты -- со мной и оба мы -- со всеми остальными.
Бредовред рыдал все пуще.
-- Да! Да! Пусть так и будет! Я растроган этими нашими словами...
Тирания потрепала его по щеке и просюсюкала:
-- Не плачь так горько, моя кровиночка. Ты же разрываешь мне сердчиш... ик! сердечко! И потом, совсем нет причин для слез, ведь мы уже совершили столько добрых дел!
-- Это когда же? -- Бредовред вытер слезы.
-- Да сегодня вечером.
-- Как же это?
-- А так! Пунш исполнил все наши пожелания в буквальном смысле, понял? Он ничего не сделал шиворот-навыворот.
-- Откуда ты знаешь?
-- Оттуда! Погляди на себя и на меня. Ик! Что, так ничего и не понимаешь?
И самой-то Тирании лишь в эту минуту стало по-настоящему ясно, о чем она говорит. Тетка уставилась на племянника, племянник на тетку. Оба переменились в лице: тетка пожелтела, племянник позеленел.
-- Д-да в-ведь эт-то значит, -- Бредовред начал заикаться, -- что наши договорные обязательства мы не выполнили!