Не одни итальянцы приезжали в Россию со своими труппами. Гостили тут музыканты из Франций, Германии, Англии. Всех их радушно принимали русские люди, охотно ходили на спектакли. Но не могла же Россия вечно обходиться без своей «самородной» оперы.
И такая опера появилась в конце XVIII века. Примечательно, что русские оперы с самого рождения были комическими, а порой и сатирическими. Нужна была немалая смелость, чтобы выступать с сатирой в те времена, когда Радищева за книгу «Путешествие из Петербурга в Москву» сослали на каторгу, а Пугачева четвертовали на Лобном месте.
«Сбитенщик», «Санкт-Петербургский гостиный двор», «Несчастье от кареты» — эти и другие ранние русские оперы были доступны всем. Действовали в них люди, жившие, что называется, под боком. Но особенно полюбилась простым зрителям опера «Мельник — колдун, обманщик и сват», написанная обедневшим дворянином Аблесимовым и скрипачом Соколовским. Поставлена она была впервые в Москве 20 января 1779 года. Невероятный успех оперы современники объясняли тем, что авторы выхватили «Мельника» из народа. Они заставили своих «немудреных» героев петь русские песни. Они показали деревенский быт «во всей прелести и безыскусственности».
Содержание комедии несложно.
— Но хлопот у вашего покорного слуги предостаточно, прямо сверх головы!
В нашу беседу, дорогой читатель, вмешался сам герой оперы — мельник Фаддей Гаврилыч. Ну что же, ему, как говорится, и карты в руки. Пусть рассказывает дальше. А мы послушаем. Жаль только, что не услышим в его исполнении ни одной песни, как певал, бывало, создатель этой роли актер Антон Крутицкий. Зрители вспоминали, что это был настоящий мельник — и ухватки, и шутки, и выговор — все было живое, самородное, истинно русское!
— Значит, так, господа хорошие,— о чем это я? Эк память стала... Что удивительного, уже почти двести лет, как меня придумал Александр
Михаил Иванович Глинка.
(1804-1857)
Портрет Н. С. Волкова.
Онисимович Аблесимов, мой автор. Умер, бедняга, в такой нищете, что один трехногий стол оставил своим наследникам. Не умел ворожбой жить, как аз, многогрешный... Потому — что такое мельник? Первым делом, говорят,— колдун. Смешно, право, как подумаю: будто мельница без колдуна стоять не может... Какой сумбур мелют! Я, кажется, сам коренной мельник — родился, вырос и состарился на мельнице,— а ни одного черта сроду в глаза не видывал. Да пускай себе что хотят, то и бредят, а мы наживаем этим ремеслом себе хлебец...
Мельник закурил самокрутку и продолжал:
— Значит, так: желательно вам знать, что происходит в этой самой комедии? Слушайте. Полюбил, выходит, крестьянин Филимон девушку Анюту. Парень что надо, и статью и умом вышел, да и девка хороша — кровь с молоком! И все ладненько бы, веселым пирком да за свадебку. Одно не хорошо: отец и матушка ее друг с дружкой не согласны. Ста-рик-ат и хотел бы выдать девку за детину-хлебопашца, а старухе, видишь, подавай жениха из дворянских сыночков. Прибегает парень ко мне на мельницу: «Помоги, Гаврилыч, челом бью, старицушка...» Ну, как тут не помочь! Пришлось снова за колдовство приняться: «Расступись, вода!.. Явись ко мне враг рода человеческого!»
Мельник, хитро улыбаясь, начал бегать по плотине, возле колеса, как бы вызывая злого духа, а потом спокойно уселся на лавочку.
— Это, значит, я и так и этак старуху уламывал: и видение ей в зеркале показывал — зятя ее будущего,— и то, и се... А она свое, баба провальная:
Как ни стану,
А достану
Дворянина-жениха!..
Тьфу ты! Никакое колдовство не помогало. А тут-то, к счастью, обнаружилось, что Филимон, слышь, однодворцем был — вроде как барин маленький. Жил он на хуторе и хозяйство свое имел. Вроде и дворянчик!.. Уговорили старуху. Вот вам и мельник — колдун, обманщик и сват — на все руки мастер!
То-то веселая свадебка была...
И я там был,
Мед-пиво пил.
По усам текло,
Да в рот не попало!..
Вот и весь сказ. А затем, господа хорошие, до свиданьица!
Мельник помахал рукой и скрылся. Исчезла и мельница, как будто убрали декорацию со сцены. Однако опера «Мельник — колдун, обманщик и сват» долго не сходила с русской сцены. Больше века она радовала простой люд, что буквально валом валил на спектакли. Не вытеснили ее
и оперы, появившиеся позже. Поначалу на Руси писали только комические, потом прибавились к ним оперы сказочные, волшебные — с феериями и различными театральными чудесами.
Но когда чудеса в России стали совершаться въявь — когда народ русский в Отечественной войне 1812 года ощутил в себе такие силы, о которых прежде и не подозревал, и разгромил наголову дотоле непобедимые рати Наполеона,— появились оперы патриотические. И самой замечательной из них была музыкальная драма «Иван Сусанин». Нет, не Глинки еще. Ему было тогда всего И лет. Оперу о Сусанине сразу же после победы русских войск в войне 1812 года написал композитор Катерино Кавос. Музыкант родился в Венеции, но в России нашел свою вторую родину. Премьера патриотической оперы Кавоса «Иван Сусанин» состоялась в Петербурге 19 октября 1815 года.
Катерино Кавос был отличным капельмейстером, хорошо знал законы сцены и писал добротную, «гладкую» музыку. Но в его сочинениях не было полета — огня, какой присущ только большим талантам. Да к тому же ему пришлось писать музыку на либретто князя Шаховского, которому, вообще-то, удавались больше «колкие и шумные», но легковесные комедии, нежели глубокие драмы. Опера получилась пестрой, как лоскутное одеяло: не то трагедия, не то мелодрама, а местами просто водевиль.
Иван Сусанин в опере Кавоса не был иссечен саблями польских шляхтичей. Помотав панов по лесу, он приводил их назад к своему дому, где их уничтожали предупрежденные о нашествии врагов русские воины. Обрадованный Сусанин, приплясывая, пел водевильный куплетец:
Пусть злодей страшится
И дрожит весь век.
Должен веселиться
Добрый человек.
Глинка впервые услышал сочинение Кавоса об Иване Сусанине в тринадцатилетнем возрасте, когда приехал из родного имения Новоспасское в Петербург учиться в Благородном пансионе. Он не подозревал тогда, что напишет своего «Сусанина». Не думал он об этом костромском крестьянине, спасшем родину от врагов, и за границей, куда после окончания пансиона и короткой службы в столице поехал для лечения и совершенствования в музыке. Глинка пробовал писать в разных манерах. В Италии ему сулили славу «итальянского маэстро музыки» — он легко воспроизводил стиль опер Беллини и Доницетти.
Но «тоска по отчизне навела» Глинку на мысль писать по-русски.
Это было в Милане летом 1832 года. На балконе гостиницы беседовали двое — Глинка и музыкальный критик Феофил Толстой. Композитор говорил о своей мечте создать большую национальную оперу — свою, отечественную, русскую. Огромная луна, сиявшая на фоне звездного неба, освещала мраморное кружево знаменитого миланского собора — его стрельчатые башни словно растворялись в вышине. Внизу на площади кипела шумная толпа итальянцев и, конечно же, звенели песни.
— Поют прекрасно,— вздохнул Глинка,— но все это чужое: Русью не пахнет. Мы, жители севера, чувствуем иначе. Любовь у нас всегда соединена с грустью.
— Но вас, Михаил Иванович, называют здесь надеждой итальянской музыки, столь удачно вы умеете передать дух ее,— возразил собеседник.— Итальянские нотные издатели охотно печатают ваши вариации на темы местных опер. Вы могли бы составить себе мировое имя.
— Нет, дорогой мой, все пьесы, сочиненные мною в угождение жителям Милана,— все они убедили меня только в том, что я шел не своим путем. Искренне быть итальянцем я не могу. Другое запало мне в голову... Вот послушайте...