Я сидела на холодной земле, гладила лицо, волосы и внимательно следила за его дыханием. Когда у меня заледенели не только ноги, а, кажется, всё тело и от земли, по моим ощущениям уже перестало тянуть холодом, малиновый задышал почти ровно. Теперь времени совсем мало.
— Нам надо идти и быстро, — проговорила как можно ласковее, всё ещё поглаживая по волосам. — У тебя сейчас в крови яд и его надо вывести как можно скорее.
— Хорошо, — его хрип был еле слышен. Он перекатился и встал на четвереньки, даже тряхнул головой, но подняться никак не мог.
— Так, давай облокачивайся на меня, — я начала его тянуть вверх, что было сил, и кое-как закинула руку себе на плечо.
Его и меня шатало. И первый наш шаг был почти акробатическим номером. Да и второй тоже.
Глава 4
Сумрак и зловещая тишина встретили нас на подходе к городу. Что-то тревожное было в этом. В ближайших домах не горел свет, и только ведьминская лавка сияла, а это уж точно не к добру. Наши люди обычно не экономят на свечах и даже на дорогущих магических лампах, а тут все, как будто затаились.
— Мариша, — малиновый уже не особенно стесняясь, висел на мне, при этом пытаясь как бы ласково приобнять. — Мариша, а давай я тебе цветочек подарю…а ты, а ты…меня поцелуешь.
Он тут же постарался наклониться к обочине, где сиротливо стоял последний фиолетовый репей. По всем правилам малиновому сейчас плохо должно быть, а он ведётся себя так, как будто ему очень хорошо. Обычно так хорошо бывает после виски, запитого элем.
— Малиновый, прекращай, — я постаралась быстрее идти, но с таким весом, как у этого мужчины это было невозможно.
— Ну, что ты, Мариша, — он попытался теснее прижать меня к себе и про репей сразу забыл. — Я же серьёзный парень. Меня мама, знаешь, как воспитала?!
— А тебя сейчас не тошнит, голова не кружится?
— Ну, голова немного, но я с тобой говорю вот о чём, — он запнулся, что-то как будто вспоминая, а потом с шальной улыбкой продолжил. — Мама меня учила, понимаешь? Так что я к девушкам со всем уважением.
И рукой к своей груди со всей силы, как приложится. А потом он попытался проникновенно заглянуть мне в глаза, но споткнулся и чуть не упал. Но ничего, я так на своей старухе натренировалась, что меня так просто не свалишь. Тем более мы были почти у цели, до лавки всего с десяток шагов. Малиновый опять завалился на меня и начал дышать на ухо. Кажется, он пытался шептать нежности или даже стихи, но выходило у него из рук вон плохо. Слов было не разобрать, а все остальное походило на астматическую одышку.
— Всего две ступеньки, давай, ты сможешь! — Я попробовала отцепить от себя одну руку и положить на перила, но она сползла и шлёпнула меня по бедру. Ох, малиновый, я все запомню — и репей, и объятия, и руку. Вот откачаю тебя, а потом ты узнаешь, насколько злопамятными бывают ведьмы.
Перешагнув порог лавки, я поняла, что спокойная жизнь нашего городка закончилась именно сегодня. На прилавке дымились колбы, тут же разлилось резко пахнущее зелье, по полу валялись веточки разных трав и разбитые склянки, а на краю высокого табурета лежал раскрытый гримуар.
— Мариша! Кого ты там привела? — из-за прилавка показалась растрёпанное, но жутко довольное лицо старухи. — Ой, какой мальчик! Веди сюда, мне нужно три волоса мужчины в расцвете сил!
Старуха как-то нетвердо вышла из-за прилавка и, чуть покачиваясь, прошагала к нам сама. Уже было подняла руку к волосам малинового, но тот вдруг встрепенулся.
— А ну, руки убери, ведьма, — сказал он твёрдо и если бы в конце не перешёл почти на писк, моя старуха, наверное, даже бы отступила. Но голос его сгубил.
— Цыц! — она лихо ухватила его за волосы и резко дёрнула.
— Аааа! — крик мне на ухо тоже был ошибкой, я тут же отпрыгнула, а малиновый от слабости упал на колени. Старуха же победно улыбнулась и, потрясая приличным клоком светлых волос, опять прошествовала за прилавок. Отсчитала три волосинки и остальное брезгливо бросила в сторону.
— Госпожа Блакли, а что вы опять творите? — у меня закралось сомнение относительно безобидности зелья, в котором нужны волосы. Подпаленные волосы, потому как она их зажгла прямо над миской.
— Мариша, я тебе говорила, что это война, а на ней все средства хороши, — она деловито отпила из Огюста, насыпала ещё чего-то в миску и спокойно продолжила. — Открыла последний раздел гримуара — для особых случаев.
— Это тот, в котором экспериментальные заговоры…опробованные на каком-то лысом конюхе, который, кажется, после них и облысел? — тихонечко уточнила я.
— Замечательный раздел, столько полезного, а главное последствия такие непредсказуемые, — с улыбкой проговорила ведьма. — Всё-таки мои прабабки знали толк в таких вещах.
Над миской полыхнуло зелёным. Ведьма распростёрла руку над ещё дымящейся посудиной и начала шептать. И зачем я её три дня сдерживала? У неё наоборот сил прибавилось, теперь она все неопробованные заговоры проверит.
Старуха закончила своё дело, ещё отпила из Огюста и вместе с миской пошла в нашу лабораторию-кухню. Ладно, потом с ней поговорю, как-нибудь, когда она закроет экспериментальный раздел гримуара. Становится лысой во имя ведьминских экспериментов, как несчастный конюх, я не собиралась.
С пола послышался стон, я, наконец, опомнилась и перестала сверлить дверь кухни взглядом. Сдернула с себя плащ и поспешила к малиновому, который вольготно лежал на полу, закинув руку за голову. Не успела я присесть рядом, он заговорил.
— Мариша… — заговорщики улыбнулся он. — А ты точно ведьма? Разве ведьмы бывают такими милыми?
Несмотря на расслабленный вид, малиновый был бледен, а глаза лихорадочно блестели. Рука, что он протянул к моим волосам, немного подрагивала. Его лоб был влажным и холодным. Все-таки яд действует, но почему-то не так, как должен был. Его что-то сильно тормозило и это явно не мой заговор, иначе было бы больше сознательности и стонов — боль он совсем не притуплял. Обычно так с ядами действует алкоголь или зелье какое-нибудь. Мои руки тоже начали подрагивать. Яд точно в организме, но теперь, когда неизвестно чего выпил малиновый, дозу антидота сложно рассчитать и все может закончиться плохо.
— Скажи, перед тем как мы встретились, сколько ты выпил?
— Я не пью, — как-то обиженно проговорил он.
— Наёмник и не пьет? — хмыкнула я, но тут же запихнула своё искреннее удивление подальше, серьёзно продолжила. — Это очень важно, если ты не скажешь, сколько выпил, антидот может не подействовать.
— Я не пью, — перебил он и даже попытался сесть, но сил у него не было, потому он остался возмущенно лежать. — Совсем не пью. У меня аллергия.
— У тебя что?
— Аллергия! Начинаю задыхаться, кашлять, — потом чуть задумавшись, продолжил. — Прямо как сегодня.
— Но сегодня ты не пил, так?
— Нет, — он ещё более обиженно посмотрел мне в глаза. — Я же сказал, что не пью.
— Ладно, а зелья, какие-нибудь принимал?
— Мариша, ведьминские штучки я, вообще, никогда в руки не беру.
Обида в голосе, насупленные брови, почти грозное пыхтение — не наёмник, а просто чудо. Ещё и не пьет. Эх, знала бы мама, с каким мужчиной я тут на полу сижу.
Только мне по-прежнему ничего непонятно, если ни зелье и ни спиртное…На ум приходило только одно объяснение — моя старуха выискала заговор, который вызывает опьянение. Но это как-то слишком гуманно. Разве она бы стала делать такое добро для наёмников? Скорее уж заставила бы их мучиться круглосуточным похмельем… Точно! Я вскочила и подбежала к раскрытому гримуару. Лихорадочно начала искать в экспериментальном разделе запись двоюродной прабабки моей старухи. Та неправильно что-то смешала и вместо снятия похмелья, получилось всё наоборот. И чтоб будущие поколения не совершали её ошибок, она записала всё в гримуар. Точно-точно, там ещё на полях история любви была, о том, что после недельного похмелья мужчина признался ведьме в нежных чувствах. Видимо, только чтобы она сняла эту заразу.