– Святовит не среагировал.
Они говорили чушь!
– Чужак – это лишь фрагмент особенностей, – пояснила она спокойно. – Упакованный и спящий. Профессор Хмелевский уже проделывал такие вещи. – Брайет улыбнулась. Наверно, все мысли Руссту были написаны у него на лице. – В «Колхозе».
– Но… – Руссту не закончил. Лежащая в углу собака громко завыла. По-человечески.
Все замерли. Пес снова завыл. Его скрутило, раз и два, после чего он начал сучить лапами по полу. Дернулся, ухватил один из проводов. Укусил что было сил, монитор на пульте взорвался, и тогда живот собаки лопнул, и из него высунулась мужская рука в белой рубашке. Пес выл и стонал, пока профессор Ян Хмелевский полностью не вылез из него.
Он нехорошо выругался, когда стукнулся головой, вылезая из-под стола. Потянулся, засунул концы рубашки в чудом выглаженные брюки. Вдруг вспомнил. Наклонился к столу, аккуратно сложил собачью шкуру и вложил ее в хлопковый мешочек, извлеченный из кармана брюк.
Брайет подошла к Руссту. Энписы, помедлив, вернулись к работе.
– Упаковывать следы особенностей я научился в колхозе у Екатерины, – сказал профессор. Скривил испещренное морщинами сухое лицо, потянул носом. – Но тут воняет…
Трудно было возразить.
– Что это? – спросил Бабик.
– Номад, – ответили ему все.
Руссту аж застонал.
– Ты знала об этом?
– Сначала – нет. – Брайет расчесала седые волосы. – А потом я обнаружила слишком высокую активность биоранжевых клеток Белоголового Орлана. В этой фазе полета они не должны быть активны.
Руссту подумал о том, что Святовит подарил им право на суверенитет и включенное в него право конфиденциальности частной жизни. Когда-либо он верил в них до конца? Другое дело, что возможная отмена Святовитом этих законов не помешала бы ему. Хотя теперь уже не был в этом уверен.
«И Святовит не отреагировал», – думал лихорадочно Руссту. Поймал себя на том, что неотрывно смотрит на Инвинцибилия. Тот стоял там, на морозе, как гигантское стальное насекомое. И был такой красивый.
– Нам кажется, что отреагировал, – сказала Моджеевская.
– Я получил анонимное сообщение, что Брайет в курсе, – уточнил профессор.
– Почему ты взял с собой Номада? – спросил Руссту.
Профессор помолчал.
– Откуда ты знал о нем?
Брайет и Хмелевский обменялись взглядами.
– Не могу тебе сказать, – ответил профессор. – Скажу, но не сейчас.
Руссту посмотрел ему в глаза и понял, что бывший учитель не собирается менять свое мнение. Это его бесило. Но что делать?
– Руссту… – начала Брайет. Ее нежный голос беспокоил его. – Вернись туда. Попробуй наладить контакт с Номадом.
– И не дай себя убить, – сказал профессор. Он уже не улыбался.
Все недоуменно взглянули на него.
– Ну что? – Он расстегнул пуговицы на манжетах, стал закатывать рукава.
Руссту обратился к Брайет:
– Хорошо, перемещай нас.
– Алла пойдет с вами, – сказал Матфей, подходя к ним с аватаром подружки. – Мы только что закончили подготовку.
Алла была хрупким энписом, одетым в черный комбинезон с символом Инвинцибилия на маленькой груди. Руссту видел ее здесь раньше, она была одной из самых простых энпис-личностей, созданных Брайет еще в начале экспедиции. Руссту любил ее за безмятежную непосредственность. Алла представляла собой симпатичный противовес большинству экзальтированных Астромантиков. И он любил ее льняные волосы, заплетенные в короткую косу.
– Привет, Руссту. – Она протянула ему руку, улыбаясь зелеными глазами. – Так мы едем?
Он воодушевился.
– Едем.
«О Святовит! – кричал он в мыслях Волка, мчась по коридорам. – О господи! Боже, боже, боже!»
Он богохульствовал там, в биоранже. Когда в ужасе понял, что делает, стал ждать смерти. Хуже было то, что она не приходила. Святовит не реагировал. Волк тогда вскочил, оказавшись в первом с краю коридоре, и поспешил вперед.
Бежал долго. Пока не потерял равновесие, споткнувшись о порог одного из попавшихся ему шлюзов, и не ударился плечом о толстый скруток проводов на стене. Опершись о стену руками, закашлялся и опустился на колени, и знойный, теплый полумрак разнес эхо его падения.
О Святовит…
Волк глянул на свои руки. Болели пальцы, которые он отгрыз себе в ломбине.
Ты еще там?
И тогда Волк услышал треск. Сухой треск, словно тихие взрывы маленьких петард, доносящиеся из-за поворота коридора. Волк должен был подняться, готовясь к противостоянию. Или бежать. Он остался стоять на коленях.
Из-за угла вышел мужчина в плавках, разрисованных уточками. Выглядел он так, словно был слеплен из сотен огромных, напряженных до предела мышц. Своим накачанным телом заполнил весь коридор. Длинные тонкие пряди волос прилипли к лицу, борода также свисала космами на монументальную грудь. Большие босые ступни ног, при каждом соприкосновении с металлическим полом, сухо выстреливали электрическими разрядами.