– Язычники? Да. И гладиаторы, – добавила она с ехидной улыбкой.
Руссту посмотрел на плюшевого тигра, увлеченного лужей перед ним.
– Он может дать бессмертие, – тихо сказал он, будто не хотел ему мешать.
– Сейчас еще нет, – ответила она очень серьезно. – Но уже скоро.
– И говорит, что не хочет быть богом. – Руссту долго искал нужные слова. – Это… знание. Оно должно быть нашим.
– И будет, – кивнула Бальбина. – Он хочет отдать его вам. К сожалению.
Они надолго замолчали. Руссту старался не смотреть на мертвого Перуна. Но по-прежнему не вставал с пола.
– Ты, Номад… – Он обратился наконец прямо к тигру. – Тебя пронес профессор Хмелевский, ранее работавший в «Колхозе». Ты… – Он на мгновение запнулся. – Ты – Екатерина?
– Мы все вышли из нее, – с теплотой ответил плюшевый тигр. – Вы – в некотором смысле тоже.
Несколько мгновений он смотрел в глаза Бабику своим тупым тряпичным взглядом. Затем, медленно прошлепав мимо, исчез за поворотом коридора.
Они стояли на смотровой площадке космодрома в виртуальной среде обитания Брайет и прощались друг с другом. Странное это было прощание. И вместе с тем очень человечное. Наверное, поэтому я вспоминаю его с любовью.
Прощались на безопасном расстоянии, по ту сторону взлетно-посадочных полос. Инвинцибилий готовился уезжать. Он мигал фарами в ночное небо, стонал и рыдал разогретыми двигателями, словно не мог дождаться начала путешествия. По правде говоря, так оно и было.
Экипаж ракеты уже был внутри, на своих местах. И лишь ждал начальство. А его как раз провожали Руссту и Бальбина.
Брайет Моджеевская взяла в свои руки замерзшие руки сына.
– Вот и все, Руссту. – Она улыбалась ему глазами, как ребенку. – Спасибо.
– Поблагодаришь, когда вернешься. (Верил ли он в это?)
– Да… – Она посмотрела на стоящих рядом Матфея и странного человека в поношенном пыльнике. В нескольких метрах Бальбина, одетая в зимний комбинезон и большую шерстяную шапку, бросалась снежками в плюшевого тигра. Номад переносил это со стоическим спокойствием.
– Будь с ней осторожен, Руссту.
Тигр получил снежком по морде и закашлялся. Девочка засмеялась.
– Ты запрограммировала регресс?
– Я просто помогла. По ее просьбе. Так ей легче переносить ограниченное сознание.
– Пожалуй.
– Руссту? – спросила она через минуту.
– Да?
– Я просмотрела записи с Арконы.
– Да? – Он не смотрел на нее. Смотрел на Инвинцибилия.
– Ты хочешь, чтобы я… Хочешь ли ты, чтобы Алла вернулась?
Он покачал головой. Когда Брайет коснулась его лица, они услышали лай. К выходу прибежала дворняга, виляя хвостом и высунутым языком. Остановилась перед тигром, они с интересом обнюхали друг друга.
– Мы уже в сборе, – сказала Брайет. Улыбнулась ему в последний раз. – Восстановите нам великолепную Аркону. И счастливо доставьте на Белоголовом Орлане мою старую задницу на Землю. Мы еще встретимся. Если не здесь, то… где-нибудь.
Он покачал головой и обнял мать.
– Позаботьтесь о ней, – протянул руку Матфею. А потом – странному мужчине с большим носом.
Уже догадался:
– Ты Ворон, не так ли? – спросил Руссту.
– Да.
– Мне нравилось с тобой общаться. Когда ты был… вороном.
Ворон улыбнулся.
– Тебе привет от Злого Мишки. – И, видя лицо Руссту, добавил: – С ним не так-то легко справиться.
– Да…
– Подождем их. Святовита и Перуна. Тогда и Медведь вернется.
– Подождем.
Руссту уже скучал по недавним временам. Снова пожал руку славатару. Потом попрощался с профессором (тот снова облизывал его и требовал ласки), а Бальбина обняла тигра. Тогда Астромантийцы – люди, энписы и фрагменты особенностей из космической миссии – сели в застекленный транспортер, который и отвез их к ракете.
Руссту и Бальбина остались на террасе. Они смотрели на Инвинцибилия, который с видимым трудом оторвался от плиты космодрома. От земли. И несмотря на то что они находились в цифранже – и от Земли. Они смотрели на Инвинцибилия, который, уже взлетев в воздух, быстро исчез в глубине звездного неба.
Удачи, Астромантики! Верьте. И я верю. Я верю. Я жду. И мне очень интересно.
Перевела Любовь Филимонова