- Как ты меня нашла?
Решил маг начать беседу.
- Случайно.
- Правда?
- Нет. Мама сказала, что ты тут.
- И попросила соврать?
- Ага.
- А почему не соврала?
- Не знаю.
Недетские, очень внимательные глаза, смотрели на неё прямо и без страха.
- Я редко думаю о таких вещах. Объяснила Виора. - Просто говорю и делаю. Как в сражении. Когда чувствуешь, что надо бить бьёшь, когда чувствуешь, что надо уклоняться уклоняешься. А у тебя не так?
- Не так. Улыбнулся Атмант одними глазами. - Я вот сидел и думал, какую стратегию поведения выбрать для разговора. Чтобы и тебя не обидеть, и себя не уронить…
- Разве ты меня боишься?
Спросила девочка, неосознанно подавшись вперёд, и замерев, в ожидании ответа.
- Знаешь… Как ни странно, нет. Не получается у меня тебя боятся.
Ребёнок. Гениальный, но ещё ребёнок. Атмант протянул руку, и взлохматил её мягкие чёрные волосы. Рука девочки дёрнулась в привычной попытки перехватить удар, но тут же расслабилась.
- А зачем ты тогда думал?
Спросила она, демонстративно не обращая внимания на дерзкую фамильярность.
- Привычка.
- Ты продумываешь каждый свой ответ?
И что тебе сейчас ответить? Пожалуй, правду.
- Не каждый. Но многие. Мне приходится это делать, потому что я не понимаю некоторые простые, для всех остальных, вещи. Например, зачем приходить в одежде, которая стоит дороже иного дома со всем содержимым, на бой, где её точно испортят.
- Ты тоже?! Воскликнула девочка так, что с ветвей деревьев вновь взлетели потревоженные птицы. - Я тоже! Я столько ругалась с… Со всеми! Платья, юбки… Они же неудобные! И жмут! И ногой в них сложно ударить! А ещё музыка!
- Что «музыка»?
- Когда я стану Мастером Войны, то сломаю все арфы и флейты! И побью всех, кто их делает!
Сказала Виора с такой решимостью, что Атмант прыснул от смеха.
- Дай угадаю. Чтобы больше никто из взрослых не мучил маленьких девочек, заставляя их учиться музыке, и забирая бесценное время от тренировок на грани смерти?
- Ты умный. Но я не маленькая!
Шумела вода, разбиваясь на капли. Кричали птицы, согнанные с деревьев. Атмант сидел у фонтана, рядом с родной стихией, и впервые за долгое время чувствовал, что на душе становится светло и спокойно.
Удивительный ребёнок.
Глава 9. Двенадцать лет.
По древнему закону, один день из десяти ученик клана Гортис мог потратить на отдых. Окончание каждого десятидневья отмечалось юными культиваторами как большой праздник. Но у Ригрола не было настроения праздновать. Хорошим тоном считалось провести свой выходной в тренировках, как и будни, но мысль о подобном шаге сейчас вызывала в нём тихое бешенство.
Наследник Благородной семьи Саламандры с детства был вспыльчив. Он легко поддавался эмоциям, что вообще свойственно Практикам со склонностью к управлению огнём. Однако, несдержанным наследника считали даже другие Саламандры. В нём было словно-бы слишком много эмоций. Столько, что хватит и на десяток мальчиков. Если Ригрол злился, то это был страшный гнев, уродующий черты детского лица, застилающий глаза кровавой пеленой. Если радость, то Ригрол смеялся в голос, и так заразительно, что его смех подхватывали все вокруг.
Взрослея, наследник учился себя контролировать. Он получил немало обидных уроков, когда уже пойманная победа выскользает из рук, потому что решил поиграть с противником, или поддался на провокацию. Но Ригрол учился на своих ошибках, и с каждым годом он всё лучше сдерживал свой буйный нрав. Глава семьи видел это, и обучал наследника всё более опасным техникам, приказывал старейшине Нэнту наносить всё новые татуировки, умножающие мощь внутреннего пламени сына.
А потом у повелителя огня начался переходный возраст.
Никогда в жизни Ригрол не злился на себя так сильно. Он, следующий глава Благородной семьи, тот, кто в будущем станет одним из столпов могущества клана Гортис, о чём не уставали напоминать родственники, всё чаще и чаще терял лицо, ронял себя в чужих глазах! В детстве он не понимал и не хотел понимать, что себя нужно контролировать. Теперь понимал, и хотел, и старался изо всех сил, но поделать с собой всё равно ничего не мог.
Поучения старших, привычно пропускаемые мимо ушей, стали словно ввинчиваться в мозг, отдаваясь острой головной болью. Редкие проигрыши в поединках с более слабыми противниками, с неизбежностью которых Ригрол, казалось бы, смирился после того, как однажды самого Атманта, случайно оступившегося и буквально упавшего на чужой кулак, победил Батерок, стали бесить до зубовного скрежета. Даже собственные татуировки вызывали бессильную злобу.