Иван Витальевич Безродный
Волынщик у Врат Рассвета
Капитан Митчелл сосредоточенно набил чубук табаком и закурил. Он постоянно забывал, что я на дух не переношу табачный дым.
— Капитан, — укоризненно произнес я, тщательно выкрашивая свою бороду в ярко-синий цвет, — не будете ли вы так любезны…
— Ах, да-да, простите меня, Поль! — он соскочил с кресла и подошел к распахнутому окну. — Забыл… Вредная привычка, я знаю! Но… Всегда есть некоторые «но».
— Сходите к врачу, это излечимо, — посоветовал я.
— Так в том-то и дело, что не хочется… Парадокс, да? Такой уж имидж у всех капитанов — с трубкой.
— Не буду спорить, вам виднее Но, по-моему, все это просто идиотский стереотип современных мыльных опер, которые я видел у вас на корабле…
— Именно. И потому он безотказно действует на женщин. Я бы сказал, что в каждом минусе есть свой плюс. А, каково? Надо будет запомнить этот афоризм…
— Странные вы все… внешние… — отвечал я. — Мне вас часто трудно понять.
Он с интересом посмотрел на меня.
— Не удивительно. Я вас понимаю… Мы вас заберем с собой. Если вы, конечно, не против, — поправился сразу он.
Я промолчал, вымачивая губку в красящем растворе.
— Боже, да вы просто… просто… — капитан не находил подходящих слов, — золотое руно, восьмое чудо света, кладезь знаний для нас, ксеноэтнологов! Такое случается раз в сто лет!
Этот разговор он заводил каждый божий день!
— Может быть…
— Да не может быть, а точно! Знаете что, Поль…
— Капитан, я же вас просил! Хотя бы сегодня…
— Что?
— Называйте меня Иннатошоган Аугертамм Де.
— Ах, да! Что в переводе — «Синяя Борода»…
— «Тот, у кого растут волосы на подбородке и имеющий право красить их в священный синий цвет», — поправил я. — Примерно так.
— Да-да. Плохо без автоматического переводчика. Но, согласитесь, несколько длинновато…
— Короче не бывает — этого требуют местные праздничные традиции. Я не собираюсь их нарушать и не позволю другим. Милатохенов нужно уважать, если вы хотите получить от них какую-либо информацию. Вы же этнограф, должны понимать, как никто другой!
— Вы считаете себя одним из них!.. — казалось, с укоризной произнес капитан.
Опять двадцать пять!
— Вас это удивляет?
— М-м-м… Признаться честно — да. Только ведь все-таки… — Митчелл замолчал, видимо, боясь сказать что-то не то, понимая, что я давно уже не считаю себя землянином.
— Тогда не называйте меня Полем хотя бы при них, — наконец, согласился я. — Примут за крайнее неуважение к моей персоне. Не поймут. Даже принимая во внимание тот факт, что вы являетесь моими соплеменниками. В их понимании соплеменники — нечто иное. Все вы — просто представители моего биологического вида. Разве не так?
Я понял, что сказал что-то не так. Капитан вспыхнул, стиснув зубами трубку, глаза его засверкали, ноздри раздулись, а желваки нервно заиграли на его скулах. Длилось это буквально пару секунд. Взяв себя в руки, он быстро успокоился.
— Поймите меня правильно, — сказал я, оттирая специальным раствором кое-где измазанные краской щеки. — Я не хотел вас обидеть.
— Да, понимаю… Все-таки четырнадцать лет, проведенные на этой планете в изоляции от человеческой цивилизации…
— Вы хотите сказать, я теперь в чем-то ущербен? Превратился в примитивного аборигена, обгладывающего бедренные косточки косо посмотревшего соседа? В некоего инопланетного монстра?
Боже, я-то ладно! Они еще не знают об Иранге! О, Иранга, милая…
— Нет, конечно, нет! — замахал капитан руками, и искры посыпались из его трубки. — Э… Не нравится мне этот разговор, честное слово, больно уж деликатная тема… Вы, кстати, вчера вечером обещали мне рассказать об этой вашей синей бороде. Помните? И вообще об истории сегодняшнего праздника…
— Конечно, капитан, — я вытерся полотенцем и пододвинул стул к окну, к солнышку, чтобы борода быстрее высохла. — История эта длинная… — я развалился поудобнее и зажмурил глаза. Припекало.
— Мы для того здесь и находимся, на этой планете, чтобы знать обо всех историях, — заметил Митчелл и, в свою очередь, залез на подоконник.
Я усмехнулся.
— Ну, все вы знать никогда не будете…
— С вами, Поль, невозможно спорить, на все у вас готов ответ… Но рассказывайте, прошу вас!
— Это случилось ровно пять лет назад, мне тогда было только двадцать два года. Ну, плюс-минус год. На Хэт'хэлле, или, как вы ее называете, Клондайке, год почти равен земному, хотя никакими вычислениями я специально не занимался, просто делал одно время зарубки на дереве, как Робинзон Крузо. Каковым, собственно, и являлся, заброшенный сюда из глубокого космоса волею судеб…