- Плохо вас слышно, - говорю в микрофон.
- Пушки мешают. Стреляем из обеих башен. Докладываю: подошел к плацдарму, высаживаю пехоту.
А все происходило так: Воробьеву с пятью кораблями удалось проскочить район моста. Но едва вышли из дымзавесы, как бронекатер и катерный тральщик получили прямые попадания и стали тонуть. Сняв с них команды и десантников, остальные корабли устремились вверх по течению. Воробьев принял по радио сигнал командира высадки о возвращении в базу, но решил, что к нему это не относится, так как его корабли были уже за линией моста. Сообщить о себе он не мог: противник засек бы работающую радиостанцию.
Итак, три корабля подошли к участку, занятому десантом. Воробьев приказал командиру бронекатера No 324 старшему лейтенанту Л. М. Луговому подняться выше и огнем прикрыть высадку, а другой бронекатер и тральщик подогнал к берегу. На сушу сошли 60 десантников. Матросы выгрузили противотанковое орудие, 61 ящик боеприпасов, продовольствие.
Противник начал яростный обстрел берега. Разгрузившиеся корабли спешно отошли, ведя огонь по вражеским орудиям и минометам. Луговой уже не смог подойти к базе высадки и по приказу Воробьева приткнулся к берегу в другом месте. Находившиеся на корабле морские пехотинцы попрыгали на песок и углубились в горы.
Корабли легли на обратный курс. Поблизости от моста снова попали под огонь. Бронекатер No 433, на котором шел Воробьев, потерял больше половины экипажа. Возник пожар. Заклинило руль. Неуправляемый катер прибило к берегу. Спас его железный воинский закон: сам погибай, а товарища выручай. Два других корабля, изменив курс, стали бить по врагу из пушек и пулеметов, отвлекая на себя его внимание. Они маневрировали на виду у противника, пока на корабле Воробьева не устранили повреждения и он снова получил ход.
В ходе боя в ходовую рубку бронекатера No 324 попал снаряд. Командир корабля старший лейтенант Л. М. Луговой погиб. Возник пожар в снарядном погребе. Туда кинулся главный старшина П. А. Лукаш, огнетушителем сбил пламя и уберег корабль от взрыва. В разбитой рубке в живых остался матрос А. И. Решетов, комсорг дивизиона. Он был ранен, но, собрав силы, встал к штурвалу и машинному телеграфу. Под его командованием корабль продолжал бой, а затем вместе с остальными прошел узкую лазейку в развалинах моста.
Два бронекатера и катерный тральщик, обгоревшие, с пробоинами в бортах и надстройках, ошвартовались у вышеградского причала. Г. Н. Холостяков надел фуражку.
- Идемте, - бросил он мне на ходу. - Передайте все заместителю.
За нами еле успевал адъютант командующего с небольшим чемоданом, облепленным сургучными печатями.
Поредевшие экипажи построились на причале возле своих кораблей. За командира 324-го докладывал матрос Решетов. Бескозырка чудом держалась на забинтованной голове. Контр-адмирал обнял его, расцеловал. Позвал адъютанта. Тот открыл чемодан и подал красную коробочку. На заскорузлой от засохшей крови фланелевке матроса уже были орден Красной Звезды и медаль Нахимова. Контрадмирал бережно прикрепил новенький орден Красного Знамени, высшую награду, которая была в компетенции командующего флотилией. Все моряки - и те, что стояли в шеренгах, и раненые, уложенные на носилки, тоже получили из рук командующего ордена и медали...
У нас прервалась связь с десантом. Оставляю КП и на машине мчусь к артиллеристам берегового отряда сопровождения, ведущим огонь по району Тата с позиций возле речушки Ипель. Командир отряда майор Я. Д. Пасмуров, сменивший заболевшего Яблонского, и начальник его штаба майор И. Я. Солуянов едва успевали принимать заявки морской пехоты и армейцев, целеуказания от корректировщиков, находившихся в боевых порядках десанта, и тотчас отдавали команды артиллеристам.
Работали Пасмуров и Солуянов в добротном блиндаже. По пути в него я заметил, что тягачи и грузовики с боезапасом тоже были надежно укрыты. Возле каждого орудия сооружены землянки и щели для бойцов.
- А нам иначе нельзя, - отозвался молодой офицер. Он представился: заместитель командира отряда по политчасти капитан Ткач Константин Федорович. И продолжал: - Отсюда цель почти в двадцати километрах, а для нас противник - вот он, ведь мы через его голову стреляем. Чуть зазеваешься, его пушки всю нашу позицию перепашут. Словом, у нас два объекта воздействия - под Татом и под боком. Но по ближней цели бьем чуть-чуть пореже, чем по дальней, основной. Хорошо, что наши снаряды тяжелые, крепко удерживают вражеские батареи в узде.
Выслушав мою просьбу, Пасмуров приказал одному из сидевших в углу блиндажа радистов вызвать плацдарм и разыскать командира десанта майора Быстрова.
Быстров доложил, что морская пехота держится как надо, посетовал, что пополнения прибыло мало, и, конечно, спросил, где основные силы, когда их можно ожидать. Мне было чем порадовать десантников: наступление войск развивалось успешно, уже освобожден Эстергом, бои шли на подступах к Тату. Правда, мы рассчитывали, что войска соединятся с десантом в первые же сутки боев, а идут уже третьи. Окруженный противник бешено сопротивляется. Спрашиваю Быстрова, что с рацией. Оказывается, ее разбило снарядом.
- Чаще связывайтесь со штабом через корректировщиков, - напоминаю я, у них двойной запас батарей...
Вообще-то положение десанта нелегкое. Пополнения он получил действительно мало, припасов тоже немного - меньше, чем планировалось.
Меня очень тревожило, где находится майор Чалый, не вышел ли он на плацдарм со своими людьми. Быстров отвечает, что о Чалом и его бойцах ничего не слышал. "Неужели погибли?" - подумал я.
А когда вернулся на ФКП флотилии, меня позвала к рации, связывающей нас с 83-й бригадой.
- Докладывает майор Чалый...
Еще один воскресший из мертвых! Майор И. Я. Чалый, начальник штаба 305-го батальона морской пехоты, с группой десантников высадился с бронекатера Лугового. Пробиться к батальону Быстрова они так и не смогли. Двинулись на юг. Разведчики под командой старшины 1-й статьи Д. Д. Вонлярского нашли проходы между вражескими опорными пунктами, провели по ним группу Чалого, а по пути еще и захватили двух "языков".
- Где вы сейчас?
- Наступаем в рядах родной восемьдесят третьей бригады.
Узнав об этом, командующий приказал мне связаться с командиром десанта, передать ему, что батальон может оставить позиции и тем же путем, что и Чалый, отойти на юг, к нашим наступающим частям.
Я ожидал, что майор Быстров воспользуется разрешением командующего. Но тот вдруг попросил совсем о другом: оставить батальон на прежнем месте. Доводы его были убедительны. Во-первых, нежелательно выпускать из рук дорогу, по которой гитлеровцы могут выйти из котла, а во-вторых, в батальоне имеются раненые, пробиваться с которыми через позиции противника, тем более по горным тропам, будет не под силу.
- А удержитесь еще сутки? Учтите, пополнения и припасов мы подбросить не сможем: враг держит берег под прицельным огнем.
- Знаем. Удержимся.
- Оставайтесь на месте. Желаю успеха. Так я распорядился, уверенный в том, что командующий согласится со мной. И не ошибся.
Когда о решении командира десанта было доложено маршалу Р. Я. Малиновскому, тот приказал передать его благодарность всему личному составу батальона, а наиболее отличившихся представить к высшим наградам. Снова связываюсь с Быстровым. Он назвал три фамилии. Вскоре наша флотилия пополнилась новыми Героями Советского Союза. Ими стали командир взвода Михаил Владимирович Ашик, командир минометного расчета старший сержант Варлам Алексеевич Габлия, бронебойщик красноармеец Николай Михайлович Почивалин.
Мучительно думаем, как помочь десанту. Попросили летчиков сбрасывать боеприпасы на парашютах. Бесполезно: порывами ветра (а в горной местности направление ветра не угадаешь) "посылки" уносит куда попало, некоторые из них достаются противнику. Десантники берегут каждый патрон, каждую гранату и все чаще пользуются трофейным оружием - с боеприпасами к нему куда легче.