Через пару дней полного послушания Элайджи, Феликс наконец расслабился, и готов был пойти на мировую с сыном, но тот… пришёл со своим мёртвым гниющим псом, глаза четвероногого вываливались из орбит, но он всё же шёл, высунув язык наружу в ожидании команды маленького хозяина, который был собой очень доволен.
Феликс Блэквелл сел в ступоре, потому что в тот миг понял, что Элайджа Блэквелл балуется самой страшной из существующих практик в магии: Некромантией.
– Сынок… что же ты наделал? – только и смог из себя выдавить Феликс.
Пришлось дождаться, когда сын уснёт и сжечь мертвоходящего пса в ночи. Это было странным открытием для Феликса, и это тревожило его не прекращая, а со словами Эванжелины о её странном сне, возобновилось с новой силой:
– Говори, – велел он своей любимой, и та продолжила:
– Прости меня и не принимай близко к сердцу, ведь это всего лишь сон. Мне приснилось, что Элайджа гниющий демон с чёрными глазами. Очень сильный, очень страшный… вокруг него армия тел без души, движимых той магией, что в народе называют «чёрной смертью», – с каждым её словом Феликс всё больше погружался в ужас, понимая, что это не просто сон, но виду не подавал, – Твой сын пытал мага Квинтэссенции таким страшным образом, что молнии вылетали из её тела одна за другой, сбивая своей энергией живых трупов, но её муки лишь продолжались, пока она не упала замертво, – с ужасом прошептала Эва, – И тогда появился наш сын. Он в моём сне силён настолько, что и представить себе нельзя, ведь я никогда о подобном даже в легендах не слышала: он повелитель четырёх стихий, – она замолчала и осторожно посмотрела на своего любовника, который напряжённо слушал, – Он Архимаг.
Сказанное наполнило комнату тишиной и множеством разрезавших пространство деталей, которые в мыслях Блэквелла вставали в одну картинку с каким-то неприятным скрежетом:
– Это действительно невозможно, – натянуто улыбнулся он, – Оба моих сына – Архимаги. Триста лет не было ни одного, а тут сразу два, и при этом они единокровные братья. Да и твоя воображаемая Квинтэссенция из сна: чтобы из неё вылетали молнии, надо хотя бы второй уровень, но ведь это почти невозможно для твоей стихии… столько сильных магов в одном кадре – перебор, да?
– Да.
– А что случилось… в конце?
Эванжелина закрыла слезящиеся глаза, чтобы собраться с силами:
– Мёртвым место среди мёртвых, – тихо сказала она, – Демоны ведь по сути и так мертвы, Винсент лишь поставил всё на свои места.
И это было логично и правильно, да и всё было лишь сном, но предательский комок всё равно застыл в горле Феликса, который нутром чуял: у Квинтэссенции «просто снов» быть не может. Его маленький ещё пухлощёкий Элайджа, мальчик, который улыбался ему своими только выросшими коренными зубами просто не вязался с образом демона, однако тот мальчик, который вёл с победным видом мертвоходящего пса…
– Не плачь, это просто сон, который я у тебя заберу! – он гладил лицо своей любимой в попытке успокоить её.
– Ещё одна деталь. В моё сне Элайджа говорит «Я снова сделал это, хотя с твоей матерью было не так весело». – Эва всхлипнула, – Любовь моя, твой сын убьёт меня. Убьёт.
Глава 1
Было бы нелепо носить каблуки, служа в Мордвине, потому что напольные покрытия пестрили разнообразием от различного вида камня (мрамор, оникс, и даже обычная брусчатка) до всевозможных паркетов, наполированных до идеального блеска. В центральной части замка не было никаких извилистых путей, интерьер и отделка там была самая изысканная и новая, но вот в северном крыле, которое было самой старой частью древнего замка, была атмосфера средневековья, несмотря на отличную тепло- и гидроизоляцию. Ещё была одна особенность этого крыла: извилистые коридоры, крутые лестницы и множество произведений искусств. Это скрашивало путь до места назначения днём, но пугало ночью, как сейчас.
Тихая поступь удобной разношенной, но опрятной обуви и шелест подола гулко отдавалась от стен, эхом пронзая высокие своды четвёртого этажа, по которому целенаправленно шла медноголовая девушка с голубыми глазами.
В самом конце коридора перед спальней за большими, увенчанными резными узорами дверями цвета слоновой кости с золотой патиной, на холодном полу сидела Алиса, прислонившись головой к дверному косяку.