Как бы там ни было, мир оказался огромным и удивительно ярким! Прикрытый именем Грие, Равиль, впервые ничего не опасаясь, бродил по кипящему многоцветью улочек Каира, наслаждаясь заинтересованными взглядами вслед, зазывными окриками лавочников, ароматом кофейни, куда он мог свободно заглянуть и попросить чашечку любимого крепчайшего кофе с корицей, кориандром и цитроном...
Поначалу, правда, он везде, все время видел одни ошейники, сродни тем, какой снял с него Ожье. Они просто неотвратимо притягивали взгляд к себе, независимо от ситуации, заставляя внутренне передергиваться всем существом... А уж одна из "ситуаций" доконала дальше некуда - Равиль впервые испугался за собственный рассудок, тем острее, что именно ему - ничего не угрожало вообще! Он всего лишь случайно проходил мимо путем, который показался юноше самым коротким к родной "Магдалене"... И тем более совершенно случайно уловил взглядом рядовую повседневную сцену: доевший свой обед докер решил его разнообразить и цепким взглядом определив самого молодого из троих подметальщиков, крепким захватом за безобразно обкорнанные свалявшиеся патлы рванул на себя, заставляя упасть на колени и пихая лицом себе в пах.
"Старшой", распивавший с докером одну бутыль, само собой промолчал. Больше - понаблюдав, он так же бесцеремонно вздернул вверх интересующую его часть невольника и, сдвинув грязную тряпицу на бедрах раба, вошел в худое тело с другой стороны. Замусоленные в грязи и пыли, тощие бедра парня, возраст которого точно определить было уже невозможно, судорожно сжимались от каждого резкого толчка, бросающего его вперед на другой член. Невольник вздрагивал всем телом с обширными рубцами от плети на выпирающих ребрах... Докер кончил первым, через некоторое время к нему присоединился и охранник, который деловито распорядился, развернув раба к себе лицом:
- Убери за собой.
?Застывший, оцепеневший Равиль, который просто не смог заставить себя оторваться от "зрелища" - не выдержал. Его вывернуло на следующем шаге тут же за углом.
Это было уже слишком! Юношу колотило да самого вечера, он трижды проклял себя, что отошел от Ожье, а сам мужчина, встревоженный долгим отсутствием своего лисенка, когда уже надо было сниматься с якоря, к своему удивлению обнаружил его на канатах на корме. Равиль сидел, зажав коленями ладони, и уставившись перед собой остановившимися слепыми глазами.
- Никогда... Никогда больше... - шептал он, как заведенный.
- Малыш, ты что? - Ожье впервые за него испугался.
Вместо ответа на вопрос, Равиль взглянул на него таким же невидящим взглядом, но потом тот сменился какой-то непонятной решимостью. Наверное, в этот момент он окончательно определил для себя цель - он никогда больше не будет вещью! Не позволит. Сделает все и даже больше!
Юноша часто ловил на себе восхищенные и оценивающие, порой откровенно похотливые взгляды, которые раскусывал на раз-два... Иногда это даже льстило, иногда очень льстило: мол, - да, я молод и красив, я вам нравлюсь, а вы мне - нет!
Игра забавляла главным образом потому, что ему нечего было опасаться: рядом был Ожье, снисходительно наблюдавший за щенячьими проделками, пробующего зубки и коготки лисенка, а Равиль благоразумно никогда не переходил границ - это было так увлекательно, играть в недоступное прекрасное видение, как будто он на самом деле представлял собой воплощенную ангельскую невинность...
Но, возвращаясь к тому вопросу, с которого начали... неужели, несмотря на все это, он имеет наглость хотеть от этого великолепного, потрясающего, изумительного мужчины и человека что-то большее, кроме того, что уже получил... получил не прося, просто так!
- Вот видишь! - подытожил Ожье долгую паузу, и руки разжались.
Равиль едва не вскрикнул: обостренным звериным чутьем, он понял, что только что сделал непростительную ошибку, но даже не знает какую, и потому не может исправить тут же, пока не поздно... В торопливом стремлении ухватить за хвост эту упущенную синюю птичку, юноша вдруг выпалил:
- А почему ты сам не захотел быть моим крестным отцом?
- Потому что я тебе не отец, - кратко обозначил Ожье.
***
Внешне Равиль вошел в новую жизнь естественно и свободно, впечатляя своего покровителя бешеной скоростью, с которой он подстраивался и подстраивал под себя условия действительности. Нужно признать, что каким бы не было у парня прошлое, но оно развило, в том числе, и похвальные качества.
Возможно, юноша не блистал выдающимися талантами - пением, музыкальностью, способностью к стихосложению, например - однако в повседневной жизни его целеустремленность окупала многое, а здравый смысл, трезвый расчет и отсутствие всяческих иллюзий компенсировали остальное.
Уж упорству и настойчивости юноши многие могли действительно лишь позавидовать! Если Равиль от чего-то отступил, замешкался, - это значило, что он просто оценивает, переосмысливает ситуацию в поисках нового пути или нового решения. Изо дня в день он ни мгновения не проводил в праздном безделье, даже если порой это так выглядело. Если Равиль не сидел над счетами, выверяя цифры с дотошностью старого ростовщика-еврея, упрямо и неотступно пробивая себе место помощника купца, - значит, учился чему-нибудь другому. И не важно, географии (основных торговых путей) или как правильно подвязывать чулки, да чтобы красиво и удобно было. Тоже небесполезная наука...
Им можно было бы восхищаться. Равиль не покладая рук работал над собой, старательно изживая образ мальчика для утех, и по сути, всего за несколько месяцев переменился почти полностью. Он совершенно отказался от языка, на котором говорил сколько себя помнил: так быстрее привыкаешь к чужому, а мягкий, но неистребимый акцент к тому же придавал речи чарующую плавность и глубину тембру.
Он спокойно принял иную религию. Правда, Грие, как и сам Равиль, прекрасно отдавал отчет в отсутствии у юноши хотя бы зачатков религиозности, зато внешние атрибуты соблюдались неукоснительно - что еще надо? С мыслей пошлин не берут, а поп что клоп - людскую кровь пьёт, верно сказано! В общем, Бог - богом, а люди - людьми, Его слуги кадят часто - не успеваешь кланяться, так что Равиля оставалось только похвалить за деловой подход к вопросу. Привычка же, в задумчивости теребить изящно-строгий золотой крестик на тонкой цепочке - становилась тем самым последним штрихом, делающим приобретенный образ завершенным.
Хорош был этот самый "образ", никакого терпения не хватало! И тут мальчишка правильно рассудил: внешность у Равиля без всяческих усилий броская - золотой отлив темных кудрей до плеч, большие глаза с ярким крупным зрачком, черты не то чтобы правильные, но уравновешивали друг друга превосходно... Как и фигура: в том же смысле, что и Ожье, юноша разумеется не впечатлял мужской статью, но низкорослым и тщедушным его назвать было нельзя - где надо, для своих лет он был развит вполне, без присущей многим "вьюношам" подобного возраста жеребяческой нескладности. А заодно и свойственной его бывшим собратьям по участи постельного раба, давненько утраченной женскости. Ожье не сомневался, что если понадобиться, Равиль со свойственным ему артистизмом сыграет и это, но пока требовалось совершенно обратное, и юноша избрал амплуа сурового и сдержанного, верного помощника облагодетельствовавшего его состоятельного человека. Весь мир театр... Равиль - играл!
Что ж, строгость одежд, и правда, была ему только к лицу, выгодно привлекая сторонний взгляд к достоинствам. Плоское небольшое боннэ подчеркивало густые пышные волосы, которым позавидовала бы записная красавица, гладкий воротник обрамлял линию шеи, ниспадающий с плеч сюркот плавно прилегал к стройному торсу, а его длина позволяла оценить изгибы бедер, идеальную форму колена и округлые икры... Пожалуй, именно в том случае, увлекись Равиль в одежде яркими цветами и дорогими материями - он бы потерялся в них, а тут... Облаченный строже монахини, умудрялся выглядеть умопомрачительно соблазнительно! Практически непристойно!