— Если Жобин, то другое дело, — сразу сник он. — Вот тут все до копейки…
И он залез в карман брюк, вытаскивая оттуда деньги.
— Сколько тут?
— Пять тысяч, 800 рублей, — ответил он и, отдавая мне деньги, не замедлил при этом спросить: — А моя доля?
Но я решил его бортануть[78]:
— У товарища Жобина свое заслуженное получишь. Мое дело — выручку собрать.
— А если сейчас выдашь, начальник разве обидится? — полез он в спор. — Все одно моя доля фиксированная.
— Если бы да кабы во рту бы росли грибы! — ответил я пословицей, давая понять, что разговор окончен. Я направился к воротам склада, радуясь, что ловко мимоходом обтяпал очередное дельце и не пыльно хапнул деньжат.
Я закинул сидор за спину и направился домой. Марии дома опять не оказалось. Даже ее постель оказалась не смята. Я уже начал тревожиться за нее. Правда, она могла уехать насовсем, и не обязана была ставить меня в известность.
Я накипятил себе воды, приготовил крепкого чая, немного перекусил хлебом и ветчиной и занялся своей покупкой: немецким Вальтером П-38. Я развернул тряпицу и полюбовался оружием. Я мало имел с ним дело, но ничего, как утверждают умные люди, нет на свете невозможного. Я не торопясь разобрал пистолет, тщательно очистил его от смазки, использовав для этого первую подвернувшуюся тряпку, добытую мной в платяном шкафу. Снова собрал пистолет и вставил обойму. Рыжий уркаган с барахолки не обманул. Пистолет не имел следов повреждения и был в рабочем состоянии. Мне ужасно захотелось пострелять из него, но я подавил в себе это желание. Во-первых, бобов[79] у меня было всего две обоймы — 16 штук, а во-вторых, лишний шум в квартире от выстрелов мне был не нужен, он мог привлечь ненужное внимание соседей.
Я помылся, переоделся в свежее белье, надраил до блеска сапоги. Надев кепку и сунув пистолет за брючный ремень, я, закинув свой сидр за спину, направился прямиком к Клавдии.
По пути к ней я забежал в гастроном, сделал в нем несколько покупок. По случаю купил подарки для Клавдии и для ее пацанов.
В моем сидоре теперь лежали конфеты драже-камешки, карамель Гусиные лапки и Раковая шейка, ириски Золотой ключик и шоколадные конфеты Чио-чио-сан, кирпич пшеничного хлеба, двойной очистки бутылка водки. Еще три килограммовые банки консервированной ветчины и две банки зеленого консервированного горошка со склада Жобина и коробка пластилина для детей. Подарок для Клавдии находился в кармане пиджака.
В небе кружились и кувыркались простые сизари и породистые голуби. Многие мальчишки толпились около многочисленных голубятен и с видом знатоков вели разговоры о достоинствах и недостатках своих и чужих голубей. Я не люблю этих птиц, потому, что они сравнимы разве с вражескими пикирующими бомбардировщиками, круглый год ведущими прицельный огонь сверху по автомашинам и зазевавшимся пешеходам.
Когда я пришел к Клавдии и выложил на стол свою ношу она просто села от неожиданности. Старуха, как я понял ее свекровь, увидев продукты, всплеснула руками и очень внимательно посмотрела на меня. Она вдруг запричитала, забегала и быстро собравшись, ушла, сказав, что ей нужно к соседке по делам зайти. Я оглядел детей Клавдии, еще мальцов, с любопытством рассматривающих меня и бросающих быстрые взгляды на принесенные мной конфеты. Я поморщился от их бедной, старенькой одежды, подумав, что вряд ли я смогу самостоятельно что-нибудь купить для них из вещей. Вручив мальчишкам по пригоршне драже и пачку пластилина, я показал, что это мягкая масса предназначена для лепки разных фигурок, предупредил:
— Есть нельзя!
— Мы знаем! — закричали они. — Это пластилин!
— Сейчас мамка на стол кушать соберет, и вас потом позовет. А пока ступайте, поиграйте малость.
Мальчишки, схватив коробку с пластилином, умчались в комнату.
— У меня сегодня день рождения, — объяснил я изобилие принесенного с собой. — Хотелось отпраздновать этот день в кругу семьи. Но семьи у меня нет. Да и знакомых в Чите тоже нет. Не обзавелся еще знакомыми. Только ты, Клава.
— Ой! — смутилась Клавдия и прикрыла рот ладошкой. — А у меня для тебя даже подарка никакого нет. Не припасла.
— Лучшим подарком для меня будет видеть счастливые лица сидящих за праздничным столом людей, — полушутя ответил я.
Затем я вытащил из кармана красивую упаковку. Это были нейлоновые чулки-паутинки. Протянул Клавдии:
— Тебе. Подарок.
— Ой, тонкие какие! — воскликнула Клавдия, рассматривая подарок — и длинные! Красиво-то как!