— А дальше, — рассказывал Матвей, — все по-старому пошло. И смотри, как интересно получилось: никто из немцев в отместку огонь не открыл. Поняли, суки, значит, что сами виноваты. И наши тоже не стреляли[153].
Мы его приняли в свою стаю. Это было не западло. По крайней мере я так не посчитал. И в будущем был рад, что не ошибся в Матвее…
21 июня 1949 года. 13 часов 15 минут по местному времени.
Тюрьма города Читы.
— Рабер, на выход! — услышал я слова вертухая, открывшего дверь камеры. Я встал и не спеша вышел. Дважды я уже был на допросе. Этот очередной. Неприятное дело, но все-таки какое-то развлечение.
В следственном кабинете, куда меня привели, я не ожидал встретить знакомого мне опера старшего лейтенанта Соколова. На столе, за которым он сидел, не было видно никаких бумаг, вообще ничего. Странный допрос!
— Присаживайтесь, Михаил Аркадьевич Рабер, он же Наум Исаакович Штерн, он же Фокусник, — произнес Соколов.
— Благодарю, — ответил я, присаживаясь. — Курить разрешите?
— Курите! — вдруг разрешил Соколов. Я извлек из кармана коробку папирос "Пушка" и прикурил от спички, которую тут же зажег. Я немного тянул время, бросая на Соколова быстрые, незаметные взгляды. По тому, как он себя повел изначально, складывалось впечатление, что ему что-то от меня нужно и он старается выглядеть неким добрячком.
— Ваше дело из МГБ передано в следственную тюрьму, — сказал он. — Проводя некоторые мероприятия по розыску, мне удалось с ним ознакомиться. В вашем деле есть неясности, в которых с вашей помощью я собираюсь сегодня разобраться.
— Гражданин начальник, — ответил я, щурясь от папиросного дыма. — Я все рассказал без фальши, без давления на меня, во всем сознался. В МГБ меня допрашивали и я не думаю, что они там сделали ошибки. Что может со мной быть непонятного?
— Ваши поступки! — коротко бросил Соколов.
— И чем же они вас так смущают? Я бузу не поднимаю, хлопот со мной у администрации тюрьмы нет. Я — примерный арестант!
— Я имею ввиду не ваше сегодняшнее заключение, — возразил Соколов. — Ваши поступки до заключения.
— Хм! — я не знал, что сказать. — Спрашивайте, если смогу, то отвечу.
Соколов сложил руки на стол и произнес, глядя на меня:
— Гражданин Рабер, вы — особо опасный вор-рецидивист с большим стажем, огромным опытом в жизни. Объясните мне, за что вы убили Филимона Киреева и Валентина Новоду?
Речь шла о налетчиках, пытавшихся ограбить Клавдию.
— За что? — удивился я. — Они напали на меня и пытались ограбить. Напали, вооруженные ножами. На вора нельзя поднимать руку, а они подняли. Я всего лишь защищался, гражданин начальник! В деле об этом указано.
— Я читал ваши показания, — подтвердил Соколов. — Филимон Киреев и Валентин Новода были два мелких жулика, участники многочисленных грабежей и драк. После их убийства, мне порассказали о них много интересного. По ним давно плакала тюрьма, а по-моему меньше расстрела они не заслуживали. Допустим. В убийстве старшего лейтенанта внутренних войск у вас тот же мотив: самозащита. Тем более мы знаем, что в вас убитый тоже стрелял.
Соколов, произнеся это ни изменился в лице.
— Но мы получили характеристику на убитого вами старшего лейтенанта Фомичева, которая не делает ему чести. Он характеризуется как человек, проявляющий ненужную и неумеренную жестокость по отношению к заключенным. Начальство лагеря, в котором он служил, попыталось избавиться от него, заподозрив в патологическом садизме…
Я уже успел связать эти два эпизода и понял, куда клонил Соколов.
— Два негодяя-бандита, негодяй-ВВешник! Гражданин Рабер, у вас самого не складывается впечатление, что вы занимаетесь уничтожением людей, которые совершают тяжкие преступления против народных масс? Вы ведете себя прямо как Робин Гуд, какой-то!
— Нет, гражданин начальник, увольте! Как меня можно сравнивать с Робин Гудом? — невольно засмеялся я.
— Можно, — Соколов остался серьезен. — И я приведу вам доказательства! Объясните мне, зачем вам понадобилось угонять машину с продуктами, чтобы передать их в детский дом?!
Я хорошо знал, что детский дом в моих показаниях нигде не фигурировал. Наоборот, продукты были мной "проданы".
— Первый раз слышу, гражданин начальник! — отозвался я, несколько озабоченный тем, что на свет всплыли ненужные мне в деле факты.
— Вы не хотите в этом признаться? — голос Соколова слегка дрогнул. — Но почему?
— Это мое дело! — ответил я. — Какая вам разница?
— Я сам бывший детдомовец! — вдруг выпалил Соколов. — Вырос здесь! Именно поэтому, я хочу знать это! Не для протокола, для себя лично! В краже продуктов и угоне автомашины для вас не было никакой выгоды, но срок за это вам грозил не меньше "червонца". Почему, гражданин Рабер? Ответьте мне!
153
Из семейного архива автора. Рассказ преподавателя-полковника в 1954 году слушателям военной академии, очевидца событий на Карельском фронте в годы ВОВ.