Выбрать главу

Для этой школоты, тусующейся на форумах, возраст пилота 28 лет – очень много. А для меня 28–летний КВС – птенчик, налетавший самостоятельно к этому возрасту всего 240 часов. Я сам в молодости допускал подобные ошибки.

Сагань прислал отрезвляющее письмо. Эти эксперты вообще не читают выставленные на конкурс произведения. То есть, шоу заранее расписано между известными вдоль и поперек московскими литераторами, членами писсоюзов – Союза писателей России, Союза российских писателей, ну и Московского союза тех же самых писателей.

Надо никогда не забывать о том, что мир циничен. И если тебя втравливают в какую‑то авантюру, следует ожидать, что на тебе хотят только нажиться.

То есть: мне в перипетиях вокруг этой премии отведена роль массовки, фона. На фоне вот этих всех выдвинутых на премию пейсателей (в том числе и какого‑то там Ершова) высокая экспертная комиссия рекомендует Попечительскому совету обратить внимание на узкий кружок выдающихся православных деятелей отечественной литературы, настоящих профессионалов, не раз уже доказывавших, что завоевание любой премии им по плечу.

Интересно, прошлогодний победитель Крупин войдёт в состав экспертного совета? Денюжку‑то отрабатывать надо…

Литераторы обсуждают литераторов, москвичи москвичей. А без фона… оно как‑то уж слишком голо и неприглядно.

Попутно Сагань, порядочный человек, редактор из церковного журнала, подыскивает материал в очередной номер. Вот Ершов и пригодится. Давайте Ваши фотографии, Василий Васильевич. И рассказик опубликуем. И пусть этим экспертам будет стыдно, что, мол, главный церковный журнал выдвинул автора, а вы на него даже внимания не обратили.

Тарковского вообще не выдвигали: он в тайге, связь с ним только по радио.

Представляю, как эта стая литературных галок рыщет, отыскивая очередную открывшуюся кормушку, и как дружно они налетают, распределяют роли и отпихивают иногородних.

Ну да я сильно рот и не разевал. Однако известие о том, что эксперты вообще не читают, убивает. Ничего искреннего нет в этом мире. Везде бизнес. Поэтому вдвойне достоин уважения Тарковский, ушедший в тайгу.

И мне теперь яснее стало, что публичность развращает. Тот путь, который я выбрал себе в литературе, виртуальный, оказывается самым верным. Круги в сети потихоньку расходятся, и уже не вырубить топором. А кто вспомнит Крупина?

Но фотографии свои Саганю отправлю. Он все‑таки как‑то борется за свою идею. Ну, добавится у меня читателей ещё и среди верующих. И в зобу дыханье успокоится.

Надо как‑то стать выше всего этого.

Но все‑таки время летит гораздо быстрее в этих увлечениях. То этот Совет при президенте, то завершение «Таежного пилота», то статьей о характере пилота увлекся, то всякие катастрофы, то ремонт, то Патриаршая премия. Каждому их этих событий я уделяю много внимания, мозг занят, телу тоже особо отдыхать не приходится; глядишь – уже, считай, полгода позади, ну, сто дней.

Но что интересно: все эти события приносят мне только и только разочарования: окончательное крушение иллюзий. Все это можно резюмировать одним словом: старость.

Однако… все вовремя. К семидесяти годам подобьются все бабки. И тогда, собственно, наступит тот самый, старческий, созерцательный период жизни. А пока все бьюсь, шевелюсь, ворочаюсь. Духовной силы у меня ещё хватает, я самодостаточен и вполне способен не поддаться упадническим настроениям. Я славно пожил, я видел Небо. А возня вокруг премии заставила лишь ещё раз оглянуться, подбить итоги и объективно оценить свои невозможности.

Надо бы написать Саганю письмо… а нет охоты. Как‑то резко свернулся во мне интерес к этой премии, а паче к вхождению в настоящую литературу путем представления мэтрам своих опусов. Им мои опусы пох. У них свой замкнутый мир, в котором они делают свои деньги.

Думаю, бумажной литературе в нынешней России уготована незавидная участь. Поэтому я интуитивно и взял курс на интернет. За ним будущее, причем, уже недалекое.

В Норвегии судят этого фашиста–герострата, убившего несколько десятков человек, как он сам утверждает, «в защиту Норвегии от мультикультурализма». У него, у суки, трехкомнатный номер в тюрьме: в одной комнате он спит, в другой у него кабинет с компьютером и электронной почтой, в третьей – тренажерный зал… За свой проступок он максимум может получить 21 год, причем, защита его в растерянности, потому что он сам объявляет себя пострадавшим от заполонивших страну чурок.