Выбрать главу

Принял же решение в прошлом году: прекратить литературную деятельность? Вот и прекращай, не смеши людей, не копай под себя. Жизнь ушла вперёд.

Надя твердо убеждена, что, несмотря на вселенский информационный скачок и разрыв между поколениями, молодежь находит свой путь и смело отбрасывает старый опыт. Тем более, Надя с этой молодежью нынче работает и видит её потенциал своими глазами.

А уж в авиации, где сейчас, фигурально выражаясь, арбалеты и луки быстро сменились ружьями, – кому нужен опыт оперения стрелы или натягивания тетивы?

Ну, есть ещё провалы, связанные с несоответствием компьютера реалиям уходящей старой жизни. Но та жизнь осталась на обочине, а компьютер несется вперёд. Через 20 лет без компьютера жизнь окажется невозможной, а навыки работы с лопатой окажутся невостребованными.

Цивилизация подняла наших внуков на высокий уровень, и если нынче вымытый доместосом унитаз вызывает у стариков улыбку, то через пять лет это будет столь же естественным, как рулон туалетной бумаги против скомканной газетки. И уже так будет всегда. Ну, как нынче – мыть руки перед едой.

Я ещё не верю автомобильному компьютеру, показывающему расход топлива, и мне пока ещё удобнее и надежнее считать расход по литрам заправки в бак и пройденным километрам, складывая и деля в столбик. А молодежь этим не заморачивается и верит в то, что даже если сейчас тот компьютер и привирает, то потом все равно он будет усовершенствован, а в столбик складывать и делить – анахронизм, как нынче пользоваться логарифмической линейкой.

И так везде. А уж что касается необходимых будущему пилоту качеств, то не надо быть столь категоричным и не лепить беззаветную преданность сталинского сокола к айпаду прагматичного мальчика 21 века.

Они сами разберутся, какие качества им пригодятся в полете.

Но то, что нынче сталинский сокол стал оператором бортовой вычислительной машины, – несомненно. И мне там нечего делать.

Таким образом, прихожу к выводу, что эссе мое никому не нужно; бросаю: я закостенел в старых понятиях, мне не хватает образования. Старое не должно висеть на ногах нового.

Снова засел за информацию вокруг этой премии. Изучил состав прошлогоднего экспертного совета, почитал персонально труды каждого. И попечителей почитал.

Господи! Все там такое церковное, такое прррявославное, все крутится–вертится вокруг да около несуществующего лучшего писателя на церковно–нравственную тему… Приходишь к нелепому выводу: да не о чем там говорить и незачем было огород городить. Не родилось ещё такого писателя, и пока книга есть товар, такой писатель не будет массово востребован. Бисер перед свиньями… Канет эта премия в карман очередному окололитературному деятелю.

А я‑то тут при чем? Мои дилетантские опусы, не подпадающие под стандартную классификацию, хотя и с претензией на нравоучение молодежи, и с самолетным оживляжем при этом, – ни ухом же ни рылом не лезут в прокрустово ложе требований Патриаршей премии.

Это ж в каком провале нынче церковная пропаганда, что главный журнал ВПЦ не может найти православного писателя, западающего в душу; приходится искать на стороне, рыться в завалах… И вот он – стоящий особняком, на безрыбье… раком, Ершов, атеист, не умеющий даже правильно перекреститься, – со своим экзотически–дилетантским производственно- мемуарно–публицистическим триллером, написанным на коленке, да ещё и не профессионал–писатель, а литературно безграмотный невежда–пилот, вообще никому не известный.

Нашли нравственного христианского пейсателя. Ориентир, блин.

Нет, Вася, тебе там не светит, и даже не тлеет.

Но пусть же они хоть ознакомятся с твоим корябаньем, ездовой пес. Хотя… уже по анкетным данным – выкинут не глядя.

Я вот все думаю: где они увидели во мне «писателя, внёсшего существенный вклад в утверждение духовных и нравственных ценностей в жизни современного человека, семьи и общества, создавшего высокохудожественные произведения, обогатившие русскую литературу?» И где там Ершов «сочетает в своём творчестве высокие эстетические и нравственные идеалы?»

Мне тут позвонил знаменитый профессор Богаткин из Питера, автор учебника по авиационной метеорологии: дали ему ссылку на мои книги, зацепило… Потом он прислал ещё и письмо, с небольшими мемуарами впридачу. Я прочитал… сначала вроде интересно, почти как у Житкова; а вот в третьей части институтские интриги испортили все впечатление от предыдущего неплохого описания армейской жизни, с обязательными байками. А в общем, пишет он внятно и грамотно. Только питерское происхождение его немного портит. Старикуу 75 лет, но бодр и активен. Типа Кондакова.