От такого великолепия даже привередливая Марина тут же спрятала телефон в сумку и поспешила рассматривать роскошные наряды с цветочными узорами.
– Да, подруга, все-таки не зря мы пришли, – сказала она, восторженно глазея через стекло на красное кимоно с богатой вышивкой, сохранившееся со времен Эдо.
– Вот, значит, как? – с ноткой ехидства задала ей вопрос.
– Ой, ну сейчас начнется эта песня «я же говорила, тебе понравится»! – спародировала она меня.
– Но ведь так оно и есть, – почувствовала, как улыбка растягивается чуть ли не до ушей. – А пародист из тебя вышел так себе.
– Да ну тебя, Кира! Лучше скажи, что это? – фыркнула она и указала на соседний стеллаж с изделиями в виде длинных шпилек.
– Украшения для волос «кандзаси».
– Такие красивые, просто глаз не отвести…
Действительно, изящные украшения приковывали взгляды посетителей. Одни кандзаси были сделаны из нефрита, другие – из коралла. Были и из черепахового панциря, и серебряные. Но среди всех особенно выделялись две заколки: одна – нефритовая с цветком желтой хризантемы на конце, и вторая – из слоновой кости, полностью резная, расширяющаяся кверху и похожая на раскрытый веер.
От украшений мы перешли к шкатулкам с лаковым покрытием, сохранившимся письменным принадлежностям начала ХХ века и вазам из тончайшего фарфора, видимо, «чудом» доживших до наших дней. Мы лавировали меж восхищенных лиц от стеллажа к стеллажу, подолгу останавливаясь у каждого из них.
В соседнем зале обнаружилась впечатляющая коллекция японского холодного оружия и доспехов, от одного вида которых захватывало дух. Свет здесь был приглушен, освещая лишь сами экспонаты, от чего казалось, что до блеска начищенная сталь японских мечей сверкает еще ярче, а самурайские доспехи со шлемами кабуто, украшенными рогами животных, и боевые маски мэнгу в виде свирепой личины выглядели поистине устрашающе.
В последнем же зале нас ждали каллиграфические свитки, гравюры именитых мастеров кисти, триптихи с изображениями бытовых сцен и сюжетов из японской мифологии.
Осмотрев всю экспозицию, я вернулась к особенно приглянувшемуся триптиху с придворными дамами, гуляющими в саду среди цветущих деревьев сакуры. «Изюминкой» этой картины для меня стал маленький зверек, с которым играла одна из женщин. Сначала я подумала, что это кот, но присмотревшись, поняла, что ошибаюсь. Зверек больше смахивал на хорька или ласку.
От того, что я так пристально вглядывалась в пушистого зверька, внимательно рассматривая его прорисовку, мне стало казаться, будто бы он ожил и начал двигаться. Мысленно улыбнувшись своему бурному воображению, я наблюдала, как блики света играют на его коричневой шерстке, пока он резво бегал по полотну. Если скажу Марине, она точно заявит, что я сумасшедшая.
Пока хорек продолжал бегать вокруг придворных дам, которых мне еще не удалось мысленно оживить, сквозь триптих как будто бы начала проявляться другая картинка. Мне привиделось, будто я заглядываю в комнату, обставленную в японском стиле и выстланную татами. Ничего себе воображение разыгралось! Зря все-таки утром не позавтракала. Наверное, сахар в крови упал, вот и чудится всякое…
Я тряхнула головой, прогоняя видение, и обрадовалась, когда поняла, что все вернулось на круги своя: придворные дамы так и гуляли в саду в отведенных им местах на полотне. А вот зверек никак не хотел униматься. Он продолжал носиться меж деревьев сакуры, все быстрее и быстрее, превращаясь постепенно в вихрь, а потом и вовсе в маленький смерч.
А, поняла! Должно быть, это так и было задумано организаторами выставки. У японцев же столько «умных» технологий разработано, вот они, наверное, и решили разбавить экспозицию – представили картину со спецэффектом на потребу русской публике. Надо срочно позвать сюда Маринку – такое нельзя пропустить!
Я обернулась в зал в поисках подруги, когда вдруг осознала, что не слышу ни единого звука: ни шепота переговаривающихся между собой людей, ни стука каблуков по полу, ни дребезжания работающего кондиционера – ровным счетом ничего! А через секунду после этого зал погрузился в полутьму, в какую-то серую дымку. Мозг тут же забил тревогу, отчаянно пытаясь растолкать мое спящее чувство самосохранения.