Сам того не замечая, на одной из своих картин юный художник изобразил высокого человекоподобного ворона с мощными крыльями, одетого в богатое кимоно, что носят знатные вельможи. Вокруг него собрались другие вороны – его подданные. С подобострастным видом они передавали ему веер и яшмовые четки – символы непоколебимой власти.
Оторвавшись от перевода и сгорая от любопытства, я недоуменно уставилась на сэнсэя. Карасу-тэнгу уже рассказывал мне, что они были знакомы. Вполне возможно, что тем крылатым спасителем был именно Цубаса. И раз художник обладал даром богини Куроцуки, то на картине мог изобразить подлинный эпизод из жизни ёкая. А я все гадала, почему ворон такой высокомерный. Теперь хотя бы ясно, откуда ноги растут. Стало быть, ночью он – спаситель, а днем – правитель! Ну, просто какой-то супергерой периода позднего Эдо! Спасибо, что не в трико…
Стараясь не улыбаться собственным мыслям, я некоторое время безуспешно буравила Цубасу пытливым взглядом. Страсть как хотелось увериться в своей догадке. Ну, не может быть, чтобы речь шла о ком-то другом. Ворон же, уткнувшись в книгу, усиленно делал вид (в чем я нисколько не сомневалась), что не замечает меня. Первой заводить разговор и расспрашивать о его жизни, мне было неловко. Все-таки это личная тема. И еще потому, что сейчас были подняты белые флаги, и между нами установилось вынужденное перемирие. Не хотелось ничего портить.
В конце концов, у меня защипало в глазах, и я перешла к другой тактике, надеясь, что Цубаса сам обо всем расскажет. Тем более что он наверняка уже прочел мои мысли.
– Кхм, кхм, – громко прокашлялась я, решив таким образом напомнить о себе.
Но ёкай молчал.
– Кхм, кхм, кхм, – кашель стал более надрывным. Еще немного и гортань начнет болезненно саднить.
Наконец, он соизволил поднять голову, но сделал это с таким видом, словно его потревожила назойливая муха. То бишь – я.
– Кажется, ты отчаянно жаждешь моего внимания? Поразительно, но уже дважды за этот день тебе удается меня удивить, Кира-сан. Слушаю тебя.
– В дневниках я дошла до той части, где художник видит монстров. И…
– И? – он выжидающе заглянул мне в глаза. – Продолжай.
– И…, – начала заметно волноваться.
Любопытствовать о положении карасу-тэнгу в Сумеречном Царстве оказалось до ужаса неловко. Тем более что в университете с первого курса вдалбливали, как неприлично задавать японцам вопросы личного характера. И Цубаса, видя мое состояние, явно издевался, наслаждаясь моими душевными муками.
– И, – продолжил он, – на лицо лишнее доказательство того, что концентрация – не твоя сильная сторона. Ты должна искать подсказки для развития дара, а не интересоваться моей жизнью в прошлом.
– Из песни слов не выкинешь! Он же написал в дневнике о вашем знакомстве, так что же мне теперь глаза закрыть и не читать? И потом, сэнсэй, это вы заставляете штудировать все тома.
– Я прекрасно осведомлен, чем ты занята на моих занятиях. Сам же план составлял, – ворон закатил глаза от недовольства. – Я лишь хочу сказать, что иногда достаточно одной крохотной детали, чтобы починить весь механизм. Но что это за деталь, понять сможешь только ты, изучив жизненный опыт предыдущего носителя дара. Вот почему так важно прочесть все дневники.
– Чем я и занята. Но очень трудно было не заметить сходства и не предположить…
– Похоже, – ворон резко прервал меня на полуслове. – Я ошибочно считал, что ты погрузишься в изучение, не отвлекаясь ни на что другое. Этот дневник можешь дальше не переводить, переходи к следующему.
Цубаса потянулся ко мне, чтобы забрать сшитую тетрадь, но я успела схватить ее первой и спрятать за спиной.
– Раз вы так отпираетесь, значит, это правда, – с подозрением прищурилась я. – Рэн рассказывал мне о том, что у Сумеречного Царства есть Владыка. Может, это вы, сэнсэй? Возраст у вас солидный, стало быть, силой не обделены. И художник прямо указал на регалии – веер и четки.
– «Рэн»? – чуть изменившись в лице, переспросил ворон, изумленно вскинув бровь.
Поглощенная своими догадками на его счет и неистовым желанием докопаться до истины, я не сразу поняла смысл вопроса.
– Он сам попросил называть его по имени, – объяснила, чувствуя, как румянец наливает щеки. – Сказал, что не выносит формальностей.