Обхватив штевень руками, предводитель викингов высунулся почти до пояса, свесился вперед, вглядываясь в темную воду залива:
– Помалу пошли!
Ни на Вратко, ни на Сигурда он больше внимания не обращал. Выглядывать возможные подводные камни – вовсе не пустая предосторожность, а задача жизненно важная для корабля и всех людей, доверивших деревянному каркасу и обшивке «Слейпнира» свои жизни. Этого вождь не мог поручить кому-то другому. Только сам.
Вратко молча смотрел на отвесные скалы, изрезанные трещинами. Будто черные молнии застыли, навеки запечатленные в камне. Стены залива вздымались вверх саженей на десять—пятнадцать. Если с края лететь, костей не соберешь. Даже о воду ударившись. Пятна лишайника белесо светлели на теле камня, будто короста. Мелкая волна, поднимаемая веслами, осторожно касавшимися водной глади, еле слышно плескала у подножия скал, покрытого ржаво-бурыми разводами и каймой неровной соляной корочки.
Позади цокающим звуком зачиркало кресало. Кто-то зажег припасенный факел. Потом еще один. Передал вперед, на нос.
Один из них Сигурд сунул в руки Вратко – все равно, мол, без дела стоишь, а второй взял сам. Поднял повыше над головой. Новгородец последовал его примеру.
Рыжее пламя заметалось по скалам. Бликами отразилось от рябившей воды.
Несколько птиц, шумно колотя крыльями, сорвались с нависшей над водой, каким-то чудом зацепившейся за отвесный камень корнями сосны.
– Левее! Еще левее! – подал голос Хродгейр.
– Понял! – откликнулся кормщик.
Вратко не оставляло ощущение «невсамделишности» происходящего. Будто бы выпрыгнули из настоящего мира, с его бурями, ветром, солеными брызгами в лицо, гонкой, криками, руганью и азартом, и попали в сказку. Причем в сказку мрачную, впору задуматься о путешествии в потусторонний мир. Сейчас вот со скалы свесится длинношее чудовище, и Олафу придется бросать весло и мечом отбиваться от кровожадного зверя. Или появится старик весь в лохмотьях, с длинной, нечесаной бородой и начнет пророчить, предрекая кому-то победы и свершения, а кому-то бесславную и мучительную кончину.
«Слейпнир» продвинулся по заливу, пожалуй, версты на полторы.
– Все! – крикнул Хродгейр. – На месте.
Чуть правее скалы расступались, давая место галечной осыпи, которая полого уходила в воду. В самом деле, два корабля не приткнутся.
Гуннар мастерски уткнул штевень дреки в скопище окатанных камней. Первый десяток викингов тут же прыгнул через борт, прямо в мелководье, завел толстый канат за штевень, принялся сноровисто обматывать вокруг черного, покосившегося столба, вкопанного здесь, по-видимому, еще в незапамятные времена. Тем временем оставшиеся на дреки подали им дощатые сходни. Принялись собирать необходимые для ночевки пожитки.
– Здесь даже зимовать можно. – Сигурд ткнул пальцем в смутно виднеющиеся очертания двух строений.
Судя по широкому входу, не прикрытому ныне никакими дверями, одна постройка была не чем иным, как корабельным сараем. В селениях викингов там хранили корабли, когда море замерзало и переставало служить дорогой, связующей фьорды. Дреки зимовали в сухости, защищенные от морозов и ветра, а рачительные хозяева тем временем могли тщательно проверить днище, подмазать, где надо, варом и смолой, законопатить щели, разошедшиеся у морского трудяги в дни нелегкой борьбы с волнами и течениями, в мгновения таранных ударов по чужим судам.
Вторая постройка, скорее всего, была общинным домом. Здесь когда-то, во времена, должно быть, еще того самого Жадного Хевдинга и его славных предков, жил вождь со своей дружиной и домочадцами. Крепкие бревенчатые стены – леса в округе хватало – покосились, но все еще стояли, а вот крыша, настеленная из дранки, во многих местах прохудилась, и никто ее не чинил.
– Здесь что, никто не живет? – спросил Вратко.
– После гибели хевдинга Ингольва, – ответил Хродгейр, – род его зачах. Самые отважные и сильные мужи ушли в последний поход вместе со своим вождем. Стало некому кормить женщин, детей и стариков. В первую же зиму самые слабые умерли, а те, кто выжил, весной разбежались. Говорят, первыми побежали трэли… Они тащили с собой награбленное добро. Соседние хевдинги примерно наказали их, а тех домочадцев Ингольва, кто хотел принять помощь, забрали к себе.
– А что, были такие, кто не хотел?
– Нашлись, – коротко ответил Хродгейр и, больше не поясняя ничего, прыгнул за борт, пренебрегая сходнями. – Давай за мной!
На берегу закипела обычная для стоянки работа.
Ночевать в заброшенном доме, ясное дело, никто не собирался. Мало ли кто там может укрываться от дневного света и глаз добрых богов? Хродгейр даже разрешил не прятать голову дракона. Просто так, на всякий случай. Пускай отпугивает злых духов.
От накрапывающего мелкого дождя – Сигурд все волновался, как бы не перешел в ливень, – натянули кожаные пологи. Часть хирдманов собиралась спать на корабле, а часть – на берегу.
Развели костер, в мгновение ока натаскав для него хвороста и валежника из подступившего почти вплотную к брошенному селению леса. Викинги передавали друг другу найденное топливо, выстроившись цепочкой на крутой тропинке. Довольно быстро разыскали и родник, расчистили его и набрали вкусной, холодной воды в бочонки и котел.
После того как вода в котле закипела, Сигурд принялся колдовать над варевом, всыпая туда накрошенные кусочки сушеного мяса, коренья, остро пахнущие травы. Вратко пристроился рядом со стариком. Не то чтобы парень всей душой тянулся к заботам кашевара или в будущем видел себя на месте Сигурда. Нет, ему хотелось всего-навсего кое-что для себя выяснить.
– Ну, говори уже… – буркнул старый викинг, помешивая варево ложкой с длинным держаком. – Вижу, измаялся весь.
Вратко откашлялся:
– Сигурд, а что такое нид?
Кашевар потер затылок:
– Ты что, вправду не знаешь?
– Не знаю… Откуда мне? Я и про стихи-то ваши узнал вот-вот…
– А так складно говорил, – недоверчиво произнес старик.
– Ну, мало ли что складно… Повезло, может быть. Что это за нид такой? Почему у Лосси весла поломались? За что он теперь виру потребовать может? Чем вообще все это мне грозит? Нам всем грозит, – поправился новгородец.
– Да кто его знает, чем грозит?.. – задумчиво протянул Сигурд. – Лосси – въедливый и ухватистый, но Хродгейру тоже пальца в рот не клади. Сможет датчанин что-то доказать? Кто его знает? Если он станет шум поднимать, то начнет доказывать, что весла поломались из-за твоего колдовства.
– Моего колдовства? – Вратко перекрестился. – Разве я колдун? Это ж поклеп!
– Может, ты и не колдун, но нид составил и прочитал как полагается. С душой и с сердцем. Мне-то можешь не врать, я ж рядом стоял, все слышал.
– Какой такой нид?! Объясни толком! Это ты мою вису так зовешь?
– Ага. Твою вису. – Старик улыбнулся невесть чему. – Висы, они, понимаешь, разными бывают. Хвалебные. Они называются драпа и флокк.[27] А бывают хулительные стихи. Их называют нидами. Любая виса, составленная в расстроенных чувствах или по злобе, может стать нидом. Считается, что он приносит несчастье тому, против кого направлен. Конечно, силой обладает только нид, сложенный настоящим мастером.
– Но я…
– Слушай. Не перебивай старших. Люди говорят, когда ярл Хакон Могучий отобрал у скальда Торлейва Рауфельдорсона из Исландии его товары, сжег его корабль и приказал повестить всех хирдманов… Надо сказать, у ярла были на то причины кроме обычной зависти. Торлейв хорошо пограбил побережье и в том числе несколько селений, которым Хакон-ярл покровительствовал. Так вот, когда Хакон Могучий обидел скальда Торлейва, тот переоделся нищим и пробрался на ярлов пир, сказавшись странствующим сочинителем. Хакон приказал ему читать стихи, чтобы развеселить присутствующих. Торлейв начал читать вису за висой, и поначалу ярлу казалось, что это флокк в честь его и сына его Эйрика, но вдруг на ярла напал страшный зуд. Он чесался как запаршивевший пес, и все поняли: висы Торлейва – это нид. Когда Торлейв дошел до середины заклинания, в палатах ярла потухли все факелы, погас огонь в очаге, а оружие, развешанное на стенах, сорвалось и полетело в людей!
27
Флокк – песня, составленная из нескольких вис. От драпы отличался отсутствием стевов и поэтому считался менее престижной формой стихосложения.