Девушка подняла глаза и посмотрела на замок. Солнце било ей в глаза, из-за чего пришлось их чуть прищурить. Наткнулась взглядом на некромагов, стоящих плечом к плечу совсем близко, в одном из переходов. Гроттер даже могла разглядеть выражение их лиц, казавшееся безразлично-отчужденным. Маги Смерти не смотрели вниз, заранее презирая рассыпавшихся внизу магов — они насмешливо наблюдали за небом, где на ступе, зловеще хохоча, бездействовала Чума. Словно давала магам шанс оправиться от шока и собраться с духом.
Странная, страшная, сумасшедшая старуха. На фоне лазурного неба она была темным, несуразным и лишним пятном прекрасного летнего денька и праздника жизни.
Таня, казалось, очень долго смотрела на Чуму, но та не обращала на девушку никакого внимания. Она давилась своим торжеством и смехом демонстрировала свою неоспоримую силу, способную напугать каждого мага, каким бы сильным он не был.
Как такое было возможно? Как Малютка Гротти с детства, год от года могла упорно побеждать эту старуху, раз за разом отправлять ее в глубины Тартара? Таня поежилась. Тогда, лет восемь назад, Чума-дель-Торт вовсе не казалась ей таким страшным и непобедимым соперником. Тогда она слишком мало о магии как таковой. Сейчас, впрочем, тоже. Зато пришло осознание той разницы в силе, которая есть между ней и Чумой.
Не предрекал ли Древнир эту войну? Кому сегодня суждено стать героем?
Но нет, даже великий маг никогда не говорил об этой бойне, даже он не мог предвидеть, что Чума, отправленная в Тартар магией гораздо более мощной, чем магия Четырех Стихий — магией невыполненной клятвы, — сможет вырваться из своего заточения и ураганом пронестись по земле, сметая любую силу перед собой.
С огромным трудом Таня собрала все волю в кулак и вскинула руку с кольцом, готовая сражаться с ордами нападающих. В лазури пылающего неба Ягун и Катя дружными усилиями собрали и драконов, и магов — участников недавних тренировок — и методично принялись отбиваться от хлынувших на остров хмырей. Драконы проносились над нежетью строем, выдыхая клубы огня, и хмыри с воплями разбегались от них — те, кто успел разбежаться. Рядом с драконами носились маги, используя заклинания от нежити, пока противник был дезориентирован.
Людское море все еще продолжало лихорадить, но оно все же рывками приходило в себя: то тут, то там возникали организованные группы, которые тоже вступали в битву. Активизировались и некромаги, уверенными движениями руки раздвигая перед собой саму землю.
Битва началась.
***
…
— Капут тынетут!
Любое заклинание Чумы. Могущественное, разрушительное, темное. Несущее в себе то, что неотвратимо и вечно. То, с чем сталкивается любой человек, просто на разных промежутках своей жизни.
А любой ли?
Академик Сарданапал по определению был вечен, незыблем и могущественен. Академик Сарданапал по определению представлялся тем человеком, кто зовет Смерть «моя старая подруга». Академик Сарданапал по определению не мог умереть от заклинания Чумы, даже настолько мощного и разрушительного.
Таня смотрела на лежащее в самом центре зала на сдвинутых друг к другу столах тело и не могла отвести глаза. Сарданапал Черноморов, ее мудрый наставник — тот, кто всегда был рядом, поддерживал и помогал. Тот, без кого она несомненно погибла бы еще на первом курсе. И тот, который сегодня погиб ряди нее. Ради всех них — своих учеников и друзей, каждый из которых проживал увлекательную жизнь у него на глазах и уходил в вечность — уходил, провожаемый теплым взглядом этих бесконечно-мудрых глаз.
Таня вдруг подумала, что Сарданапал, живущий по сути вечно, хоронил многих своих учеников. А сегодня те ученики, что не погибли сегодня, будут хоронить его.
Остатки живых вернулись в Тибидохс. Армия Чумы отступила, тоже планируя зализать раны. Маги же, объединенные общим горем, без сил, собрались в Зале двух стихий. Сил не было даже для того, чтобы скорбеть. Ягун и Катя сидели в уголке, где некогда стоял их общий стол, и молчали. Они пытались сбросить весь накопившийся за день ужас в объятиях друг друга, и тактильный контакт помогал почувствовать поддержку близкого человека.
У Тани этой поддержки уже не было. Она лишь на секунду взглянула на друзей, ободранных, покусанных и пыльных, но таких… не счастливых, нет, но все же пытающихся вернуть свое счастье, и вернулась к Сарданапалу. Подойти в Ваньке она просто не могла. Ноги словно приросли к полу, когда она думала, что это последний день, когда они видятся.
Самый слабый защитник Тибидохса действительно стал отчасти ожидаемой жертвой.
Но то была Танина, персональная скорбь и боль. Подойдя к Ване, она оказалась бы погребена под силой своего одиночества. Здесь, в самом центре зала, была разлита общая скорбь, общая боль потери — и Таня по крупицам вбирала в себя это чувство общности, накапливая силы, чтобы подойти к Ваньке.
Тут же, рядом с ней, появилась Медузия, в одно мгновение выцветшая и посеревшая. Казалось, все краски ушли из ее облика, а сама Горгонова перестала быть живым человеком — стала лишь черно-белой фотографией из ушедшей эпохи, возникшей внезапно вместо прекрасной женщины. Сарданапал был для нее всем — учителем, другом, наставником, любимым, спасителем: он вобрал в себя сотни ролей, став для Медузии своего рода Вселенной внутри огромного моря людей. Гроттер еще не могла понять, кто для нее сегодня был большей потерей — Сарданапал Черноморов или Ванька Валялкин, — для Медузии же все было ясно.
— Так не должно быть.
Таня не узнала свой голос — она вдруг заговорила так, словно ее горло пару раз изнутри полоснули ножом.
Медузия посмотрела на нее и слабо улыбнулась.
— Не должно. Но это есть.
— Но ведь академик… бессмертен? — слабо прошептала Таня и неуверенно добавила. — Был?
— У всего есть своя плата. За все и за всех. Это плата Академика Сарданапала Черноморова за нас: за нашу надежду, за нашу силу.
Страшная догадка кольнула Гроттер, но пока она додумывала свою мысль, Медузия уже ушла.
— Он отдал бессмертие за магию Глеба? — и Вани, осталось подвешенным в воздухе. Вани не было. Не было и его магии. Не стоило упоминать, что Сарданапал умер за то, что погибло раньше него.
Тане никто не ответил. Медузия уже стояла у преподавательского стола, собираясь с силами — и заговорила. Громко и уверенно, выделяя каждое важное слово. Заговорила так, словно ничего не произошло и все живы. Таня ощутила огромное, ни с чем не сравнимое уважение к этой женщине, откладывающей свою печаль и боль в дальний ящик. Толпе нужен был человек, который скажет, что делать дальше. Как жить дальше. И как дальше сражаться. Толпа его получила.
Лишь Гроттер не слышала того, что говорила Медузия. Слова пробивались даже не через вату — они пробивались через туман мыслей и не могли пробиться. Таня почувствовала, что рядом с ней кто-то стоит, а потом наткнулась на взгляд Бейбарсова. И почему-то именно этот взгляд подарил ей надежду.
***
…Она сходилась с Бейбарсовым медленно — даже не сходилась, а скорее подходила к нему, ища надежду и спасение. Таня даже не могла воскресить в памяти весь этот процесс: она помнила тот миг в Зале Двух Стихий, когда Глеб впервые стал для нее опорой и поддержкой, а потом сразу же появлялось воспоминание об утре, когда она проснулась в его комнате с четким осознанием того, что все на своем месте. Промежуточного состояния в ее памяти уже не было. Просто в одну секунду Глеб Бейбарсов, бывший для нее непонятным некромагом, стал всем.
В Зале они появились вместе; вместе сели за стол, и Таня положила голову на его плечо, набираясь силой перед очередной бойней. Чума нападала методично, с сумасшедшим упорством и постоянством, пытаясь измотать защитников Тибидохса. Ужас и ступор первых дней прошел, самых слабых выкосили первые дни войны — поэтому живые отбивались настолько остервенело, что преимущество Чумы медленно таяло.
Но все же оно пока было. Кроме того, у Чумы-дель-Торт было самое важное: у нее была неубывающая армия.