Минуты потекли мучительно медленно.
Каждый следующий вестник выглядел мрачнее предыдущего. Претензии звучали все чаще. Пусть открыто меня не критиковали, но я слышала укоризну в коротких фразах и читала во взглядах.
— Только одна?
— Это что? Как я это доставлю по-твоему? Кто упаковывал?
— М-да-а.
— Другое есть? Нет?
— Нет, не управимся мы до полудня…
Обливаясь потом, я кусала губы и бесконечно писала, уже не обращая внимания на почерк. Об одном мечтала — чтобы все закончилось. Когда очередь, наконец, закончилась и за последним вестником хлопнула дверь, я поднялась и на ослабевших ногах кинулась к кувшину с водой. Трясущимися руками плеснула в кружку, только отпила — снова хлопнула дверь. Еще один.
Он подошел к стойке широкими шагами. Я безнадежно опустилась в кресло и подняла глаза, уже ничего хорошего не ожидая. Передо мной стоял молодой мужчина. Глаз у меня на возраст острый, я сразу поняла, что он моложе меня лет на пять. Но все-таки «мужчина», не «парень» — было в нем что-то достаточно взрослое. Черноволосый, черноглазый. Вроде такой же, как все вестники, но одновременно какой-то другой. Взъерошенный что ли…
Долго его я не рассматривала. Уткнулась в книгу, молча заполнила строку номер двенадцать и выложила перед вестником очередную неформатную посылку. На столе остались только те отправления, которые никто не хотел брать. Конкретно это выглядело как крепко обмотанный бечевкой камень, к которому такой же бечевкой был прикреплен кусок бумаги с указанием кому и куда. В описи значилось «ценная руда».
Без улыбки глянув на камень, вестник взвесил его в руке и тут же отложил.
— Нет.
Звучало категорично. Двенадцатый совершенно оправдывал мои нехорошие ожидания.
— Посылка ваша по очереди… — соврала я, стараясь говорить важно и значительно. Не показывать, что я чувствую себя самой ужасной приемщицей из когда-либо сидевших на этом кресле.
— Нет, — однозначно повторил двенадцатый, даже не пытаясь смягчить ответ. — Вес больше положенного на этот полет. Отменяйте. При такой дальности полета, вес отправления обязан быть не выше половины процента от веса вестника.
Я ему не поверила.
— Просто кто-то хочет себе более удобную посылку. — Возражать один на один было легче, чем при очереди.
— Или кто-то на местах не желает соблюдать правила.
Мы схлестнулись глазами.
Не улыбчивый, резкий, дотошный. Взгляд тяжелый. О скулы можно порезаться при желании.
— Я уже заполнила книгу.
— Вычеркните.
— Если Аний спросит, почему строка испорчена, я скажу, что из-за вас, — предупредила я.
— Говорите, — равнодушно бросил он.
Стиснув зубы, я убрала камень и положила на стойку другой сверток — гораздо объемнее, но легче. В описи было записано как «кружева».
— Устраивает?
Двенадцатый взвесил сверток на руке.
— Да.
Заполнив основные графы, я плюхнула на стойку книгу учета, чтобы расписался. К ней двенадцатый даже не прикоснулся.
— Нет, — опять однозначно отказался он, пряча посылку за пазуху мундира.
— Что опять? — возмутилась я.
— По правилам книгу заполняет приемщица.
Одарив мужчину уже откровенно гневным взглядом, я молча забрала книгу, внутренне кипя от злости.
У других претензий не было, а этот… Мнит из себя… Умный нашелся…
— Имя? — сухо спросила.
Но он не отвечал.
— Ваше имя? — повторила.
Двенадцатый долго выдохнул.
— Я не знаю вашего имени, дамиса, — хрипловато произнес он.
Пришлось снова посмотреть на него, а смотреть очень не хотелось. Мне казалось, что я вот-вот взорвусь или расплачусь. А может все сразу.
— Миса, — ледяным тоном ответила я. — Назовите ваше имя.
— Миса…? — он чуть приподнял брови и немного подумал. — Только в обмен на ваше.
— Что?
— Ваше имя.
Осознав, что молодой, и, похоже, наглый Ворон на полном серьезе требует мое имя только на основании того, что я не замужем, а он, видите ли, тут, я нахмурилась.
— Я здесь, чтобы работать, а не заигрывать, юноша, — сообщила я ему с высоты своего возраста, хотя я сидела, пока вестник стоял и нахально смотрел на меня сверху вниз. — Если вы не заметили, я старше вас. Уважайте и не мешайте работать. Называйте имя.
На суровую речь вестник никак не отреагировал.