– Чувствуете благоухание? – проговорил отец Эгфрит. Он стоял на носу «Змея», стараясь не касаться деревянной головы Йормунганда, видимо, из опасения, что чудовище любит полакомиться христианами. – Так пахнет благочестие! – возгласил он, жадно втягивая носом воздух и блаженно морща свою кунью морду. Побережье виднелось все отчетливее: ровную зеленую полосу разрывала серая скала. – Франки – богобоязненный народ, их король – светоч во тьме. Он – очистительный огонь, спасающий людей от зла. Маяк, чье мощное раздуваемое ветром пламя помогает кораблям не разбиться о камни. – Очевидно, это сравнение очень нравилось монаху. – Если нам посчастливится, мы встретим великого короля. Бог любит его, и он, говорят, щедр и милосерден, поэтому может статься, что и ты, Ворон, омоешь свою черную душу. Всесильный Христос соскребет с нее грех, как жир с телячьей шкуры. Схватит Сатану за кривую ногу и вытащит из твоего кровавого глаза.
Монах усмехнулся, и я подумал, не размазать ли мне его усмешку заодно с головой, но вместо этого ответил ему улыбкой. Хоть Эгфрит и считал меня порождением нечистой силы, никчемным, как улиточья слизь, в нем было что-то, что начинало мне нравиться. Или нет. Скорее, этот человечек меня забавлял.
– Твоему богу потребуются сильные ручищи, монах, если он хочет повытаскивать из нас чертей, – сказал я, указав на своих товарищей-викингов. – Может, дьявол прячется под мышкой у Брама или залез поглубже в задницу к Свейну.
– У греха нет убежища, юноша, – наставительно произнес Эгфрит. В этот миг «Змей» подпрыгнул на своенравной волне. Священник пошатнулся, но все же каким-то образом сумел удержаться на ногах, не касаясь Йормунганда. – Грех искупается смертью, но Господь через сына Своего Иисуса Христа даровал нам вечную жизнь!
– Ворон, о чем скрипит этот человечишка? – спросил Свейн Рыжий, поворачиваясь ко мне и склоняя набок тяжелую голову.
Он драл густые огненные волосы новым костяным гребнем, как видно, позабыв, что у старого от такой работы поломались зубцы. Я никого не встречал выше и мощнее Свейна. Он был грозным воином, не любившим лишних слов, и сейчас смотрел на отца Эгфрита, как охотничий пес, закаленный в бою, смотрит на игривого щенка. Я ответил по-норвежски:
– Говорит, его бог хочет поискать Сатану у тебя в заднице. Я сказал, что тебе это придется по нраву.
Все викинги засмеялись, однако сам Свейн нахмурился, сведя рыжие брови над грушевидным носом.
– Мне не жаль того, что выходит из моей задницы, ни для монаха, ни для его бога. Так и передай, – огрызнулся великан. Под новый взрыв хохота он взял себя за правую ягодицу и пернул так, что даже Ран на дне морском должна была слышать. – На тебе, раб Христов. Бери, пока теплое.
Улыбка еще не сошла с моего лица, когда я поймал взгляд Кинетрит. Стиснув зубы, я обругал себя бревном. Зеленые, как плющ, глаза англичанки были холодны и тяжелы, словно в моих она увидела отражение ужасов, разорвавших на части ее жизнь. Эти воспоминания опалили ей душу, как огонь опаляет шелк. Ее лицо, бледное и осунувшееся от морской болезни, все равно было прекрасно. Она медленно смежила и раскрыла веки, как будто искала свободы в небытии, а потом отвернулась и стала смотреть на далекий берег, к которому, скользя, приближался «Змей». В день сражения с валлийцами эта дева, тонкая, как молодая березка, почти что вынесла меня с поля брани, когда я слишком ослаб, чтобы нести себя сам. Вдвоем мы укрылись в дупле дуба. Она зашила рану на моем плече, кормила меня ягодами и стерегла от врагов. Но отец ее предал нас, и теперь, готовясь ступить на франкийский берег, Кинетрит, конечно, знала, что Эльдреду грозит скорая встреча с нами и что для этой встречи мы приготовили холодную острую сталь. Любой мужчина на борту нашего судна, не считая, пожалуй, отца Эгфрита, был в бою искуснее меня, поэтому честь убить английского червя вряд ли могла достаться мне. И все же я мечтал сразить его своим мечом, ведь он предал моего ярла и причинил боль Кинетрит, а сам я (и это главней всего) был молод и тщеславен. «Возможно, когда олдермен будет мертв, – думалось мне, – Кинетрит обретет покой. А возможно, она меня возненавидит».