Выбрать главу

«Отданный врагу и преданный друзьями, он больше не боялся ни черта». Это относится ко многим из нас. Поэтому мы строго и высокомерно судим тех, кто говорит в условиях так называемой свободы. Так вот, по этим нашим жестким критериям стихи Нины Воронель идут «по первому разряду».

Определенность гражданской и эстетической позиции — для поэзии, как мне кажется, условие непременное. У Нины Воронель эта позиция произросла изнутри, из самых стихов, «из живота», как следствие того, что она — поэт, а так называемые «прогрессивные» добывают позицию из окружающего мира, от ветров, веяний, от чужих настроений — почва, на которой они воздвигают свои конструкции останется «той же трудной вечной мерзлотой».

…Есть еще одна область, в которую Нина Воронель вхожа, — еврейство. Как это удивительно, что она в состоянии сознать себя еврейкой. Почтительно удивляюсь этому. Сохраняя дарованное нам местом рождения неисчислимое богатство русской культуры, дыша нашим воздухом — русской речью, в то же время причаститься тысячелетиям живучей и плодоносящей нации, — это, я думаю, редкостное везение, выпадающее на долю художникам определенного типа. Сейчас самый яркий пример из них — Шагал, в прошлом веке — Гейне… По-моему, Нина Воронель «набирает высоту». Сейчас она еще во многом «крапива, не осознавшая себя», но наше великое и подлое время работает на нее…

Может быть, не закрыты для нее и другие жанры — помнится, были у нее интересные драматургические опыты. Они тоже, я думаю, заслуживают внимания.

Отрывок из письма, написанного в лагере.

Мордовия, Потьма, поселок Озерный.

Юлий Даниэль

1969 г.

* * *
Я не хочу опять вернуться в детство Не потому, что в тучах грозовых Вершилось историческое действо В тридцатых, а потом — в сороковых.
Я не хочу опять вернуться в юность Не потому, что в пятьдесят втором История испуганно запнулась О грубо приготовленный погром,
Не потому, что свет шестидесятых Мне чем-нибудь дороже и милей, Не потому, что мой земной достаток Надежно привязал меня к земле.
Я просто не желаю возвращаться К тому, что не забыто навсегда: К мучительному ожиданью счастья, К тревожному неверию в себя,
К разладу между смехом и слезами И к вечерам, заполненным тоской, И к первому моменту осознанья Великой разобщенности людской.
И я боюсь, что той, одной из тыщи, Дороги не увидит мой двойник, Что он по возвращеньи не отыщет Ни бед моих, ни радостей моих.
1967
* * *
Запахи детства еще не забыты: Лагерем пахнет в дождливом лесу, Мокрой подушкою пахнут обиды, Пахнет детсадом картофельный суп.
Горести детства еще не забыты: Книжки стремятся к плохому концу, Щиплется йод на коленках разбитых, Злые веснушки торчат на носу.
Промахи детства еще не забыты: Сладкие промахи первой любви, Горькие промахи самозащиты, Трудные счеты с другими людьми.
Бродит под окнами близкая старость, Чертит морщинки смелей и смелей, Но неотступное детство осталось, Как часовой, возле двери моей.