Скуластый недвижимо лежал на полу.
— Жив, придурок? — Ермолаев пошевелил ногой его блестящую голову.
— Ну ты, это… — покачал головой Григорович. — Ну, знаешь, не ожидал я от тебя.
Оставаться было неудобно. Ермолаев еще раз взглянул на поверженного — тот шевелился, но не вставал — и направился к выходу. Григорович пошел за ним, а Курбатов остался сидеть в кресле.
— Согласись, наказывать надо хамов, — сказал Ермолаев, остановившись у двери.
— Кто хам, Лохматый? — изобразил удивление Григорович. — Да он миролюбивейший парень, мухи не обидит.
— А чего ж хамит?
— Да это так, просто у него в жизни не все ладится.
— В смысле, облысел, что ли?
— Как ты догадался? — удивился Григорович. — Верно. Он хотел волосы обесцветить, да что-то не то намешал, и вот — результат налицо. В-смысле, заподлицо.
— А-а-а, — догадался Ермолаев и сказал в рифму. — То-то у него голова белая, как страусиное яйцо. Видишь — я тоже немножко поэт.
Григорович хмыкнул и закрыл дверь.
«Неудобно получилось. Они меня как родного приняли, а я драку затеял, — Ермолаев вышел на свежий воздух. — Хотя и козлы. А я хорош… Чего перед ними распинался? Прямо горе от ума. Где моя холодная голова? Отпуск отпуском, но расслабляться нельзя, пожалуй…»
— Ну, значится, так, — с ходу выложил Титов. — Имеется два трупа, сотрудник милиции и женщина легкого поведения. Баскаков скрылся, а на этого Джабу у нас ничего нет. Шефа своего в известность поставил?
— Пока нет. Позже, — мрачно ответил Ермолаев. — Я уж вас прошу — ему ничего. Я сам. Потом.
— Мое дело сторона, — успокоил его Титов. — Ну, держи краба…
Глава двенадцатая
В вороньем гнезде
Когда Дина вошла в казино, со всех сторон тело обволокла золотистая дымка. Сердце сладко затрепетало от страха и восторга своей тайной миссии, она чувствовала себя Золушкой, вместо бала решившей посетить пещеру людоеда.
Ей легко удалось привлечь внимание Джабраила, он пригласил ее в кабинет, предложил выпить и покурить травы.
Она выкурила одну тонкую сигаретку. Анашу она пробовала и раньше, даже дважды, но на этот раз наркотик подействовал по-настоящему. По телу ее кольцом прошла сладкая упругая волна, и когда железные пальцы пробежали по ее коже, ей представилось, что кто-то невидимый нажал клавиши удовольствия, а внутри начал растекаться медовый комок. Она захотела поскорее освободиться от одежды, которая стягивала как доспехи, но пуговицы почему-то разбегались в разные стороны. И тогда горец бесцеремонно сдернул с нее платье, так что ткань затрещала и поползла по швам. Он повалил ее на мягкий ковер лицом вниз, и ее охватил дикий восторг, когда он противоестественным образом начал удовлетворять свою страсть.
И только потом, когда все было кончено, и кавказец как ни в чем ни бывало направился к лимузину в сопровождении своих телохранителей, она, шатаясь от внезапно пришедшей усталости и придерживая разорванный рукав, вспомнила, что выполняет секретное задание. «Это неправильно, нельзя получать удовольствие, надо только делать вид», — сказала она себе. В руке она продолжала сжимать несколько стодолларовых бумажек.
Дома она пересчитала «заработок» и пошла под душ.
На следующий день она была с Джабраилом в компании артистического вида южанина, оказавшимся тем самым фотографом Робертом, и иностранца, который представился сотрудником французской гуманитарной организации. Француза звали Марк, он взглянул на Дину без всякого интереса, и весь вечер просидел рядом с фотографом.
«Такой урод, — подумала Дина, — а смотрит пренебрежительно. Комплексует, что ли?»
«Прямой и маленький нос, — отметил Тураншо, еще раз вскользь посмотрев на Дину. — Такое ощущение, что после пластической операции. Кожа гладкая и белая. Лицо невозмутимое, как мраморная скульптура. Несомненно, это славянская красота, но красота неживая. Вот у француза все эмоции на лице, как и должно быть. Сразу видно, озабочен человек или доволен, сочувствует или испытывает отвращение. А у этих лица как маски, ничего ярко выраженного. Никогда не поймешь, что у них на уме. Все их природная леность — ничего не могут сделать в полную меру».
— Мне нужна модель для фотосессии, — обратился к девушке Роберт. — Согласны? Если Джабраил Ишханович не возражает.
Тот ухмыльнулся.
— Конечно согласна, — сразу ответила Дина.
«Пустышка, — подумал Марк. — Еще ничего не знает, а готова… Однако если она Роберта заинтересовала, мне тоже надо к ней повнимательнее отнестись».
Марихуана сделала свое дело, и Марку захотелось сказать что-то доброе и приятное.
— А есть у вас мечта? — спросил он Дину.
— Есть. Я хочу быть счастливой…
«Что есть счастье? — подумал Марк. — Что ты вообще понимаешь в этом, жалкая бабенка… Ведь, по существу, счастье — это удовольствие, а его надо заработать. Чтоб получить удовольствие, надо что-то затратить. Русские думают, что можно лежать на печи и ничего не делать, а счастье само постучится в дверь. Неандертальцы… За все надо платить, отдавать свое время, свои силы, уметь терпеть ради будущего вознаграждения. Уметь ждать и копить. А потом, когда достаточно накопил, уметь тратить. У них есть народное выражение — «за красивые глазки». Значит, раньше у них были проблески понимания, что можно получить что-то даже за красоту, а красота — это товар, не хуже и не лучше другого. И услуги — товар. Только коммунизм приучил их к бесплатному, и они по прежнему хотят получать все даром. Но то время безвозвратно ушло, и больше они ничего не получат просто так, и начинают понимать это, и испытывают глубокое разочарование. Все они ностальгируют по советским временам, хотят жить как паразиты. Вот почему они так несчастны и озлоблены. И вот почему в моей любимой Франции все так счастливы и приветливы — потому что у нас сложилась хорошая система отношений, единственно правильная, демократическая и цивилизованная…»
Джабраил сказал, что Дина своей внешностью не вызовет подозрений, поэтому ехать в Египет в качестве курьера должна она. «Классический вариант двойного агента, — отметила про себя Дина. — Ермолаеву пока ничего не скажу, а через неделю, когда вернусь из страны крокодилов и пирамид, выложу все на блюдечке. Пусть видит, что мы не лаптем щи хлебаем».
Дина получила от Джабраила деньги и пошла собирать вещи в дорогу.
Египетское солнце пекло во всю силу. Метро в том районе нет, значит надо ехать на такси. Дина вздохнула и подняла руку. Тут же у обочины заскрипели тормоза помятой черной легковушки. Дина назвала адрес и села на заднее сиденье. Шофер как будто совершенно не смотрел на дорогу, жадно изучая фигуру пассажирки в верхнее зеркало, при этом умудряясь виртуозно избегать столкновений в неподвластном правилам движения скопище несущихся в обе стороны машин.
— Откуда вы, мисс? — на ломаном английском спросил шофер.
Дина сейчас была совершенно не расположена к беседе, но пришлось ответить:
— Из России.
— О, из России! — шофер повернулся назад, не сбавляя скорости. — Матрешка, Калашников, на здоровье.
— Да уж…
Наконец, машина остановилась на тихой и удивительно грязной улице.
— Мисс, товарищ Маруся, — забурчал шофер. — Зачем тебе куда-то ехать — вот, я здесь живу, пошли ко мне пить кофе.
— Я никуда не пойду, — едва сдерживаясь, ответила Дина. — меня ждет муж, и если меня не будет полчаса, он обратится в полицию.
— Зачем тебе муж? — араб нагло осклабился. — Уйди от него и живи у меня — я лучше, чем муж.
Он полез назад прямо через сиденье и растопырил пятерни. Дина открыла сумочку, достала баллончик, метко пустила ему шипящую струю в переносицу и выскочила из машины, стараясь не дышать. Глаза сильно жгло, но ориентироваться было можно. Араб выл, схватившись за лицо. «Проткнуть что ли, шину?» — подумала Дина, но решила не задерживаться.