Теперь эта красавица и умница стояла с широко расставленными лапами и внимательно смотрела на «груз» в руке темнокожего танцора. Похоже, что лысик не имел и шанса сбежать. Там, куда он ломанулся, его уже ждали.
— Ай-я! — взвизгнул мужчинка. — Отпустите!
На его счастье танцор не дружил с мандарином, который не для еды. А то мог бы и в самом деле отпустить — на радость Фасолинке.
Собака как раз ласково ощерилась и подалась вперед. Блеснули беленькие зубки в массивной челюсти.
Своеобразная груша, которую не получалось скушать, вяло трепыхнулась и обвисла. Держатель груши подхватил второй рукой ремень этого типуса.
Жуй как раз добежал до этой живописной композиции. Проигнорировал лысика, присел на одно колено перед Дуду.
— Где болит? — спросил нежно и заботливо.
Кажется, в полной уверенности, что ему ответят. И покажут. Впрочем, я бы после всего случившегося не сильно удивилась.
Но Фасолинка так увлеченно разглядывала «запретный плод» в чужих руках, что ей было не до разговоров. Хозяину пришлось самому осматривать питомицу.
И у Синя, и у матери моей взбудораженной первой целью было: выяснить, что с дорогой девочкой? Девочки разные, одна — четвероногая. Вторым — тоже предсказуемым — стремлением было сказать пару ласковых этому… фрукту.
И хорошо, если только сказать: как сжал кулаки Жуй, издалека ж видно…
— Ты! — сквозь зубы сказала, как плюнула, Мэйхуа. — Как твоя гнилая рука поднялась на мою доченьку? Ты вообще человек⁈
Танцор «глаза лобстера» поднял ношу чуть выше. Уж не знаю, зачем. Либо, чтобы при попытке сбежать упал и расшибся больнее, либо чтобы мамочка до «груши» не допрыгнула.
Если второе, то это он сильно недооценивает мою удивительную. Она и до крыши Байта бы допрыгнула ради своего сокровища.
Высокие залысины «фрукта» заблестели бисеринками холодного пота.
— Нет! Нет! — забормотал этот вредитель. — В мыслях не было!
— А стеклянная бутылка сама полетела, — Синь тоже показал зубки, ничуть не хуже, чем его хвостатая подруга. — Прямо в ребенка.
— Этот недостойный никогда не навредил бы ребенку! — задергался человечишка. — Поверьте мне, прошу, добрая госпожа…
Толпа загудела. Симпатий лысик не снискал, как и не сумел разжалобить.
— Да ты…
— Мамочка, он говорит правду, — прозвучал над площадью звонкий голосок этой вороны. — Он целил не в меня.
Когда я бегло пробежалась взглядом по разукрашенному танцору и убедилась, что раны неглубокие (а боевые шрамы мужчин, как говорится, украшают), задумалась. Откуда бы типусу знать, когда и как я пролечу, если мы на репетиции не прогоняли сам полет?
Я только забиралась по «пирамиде», и всего секундочку там постояла. Режиссер У, явно не желающий рисковать больше необходимого, дал мне команду на спуск.
Сыма просто лежал на земле.
Чтобы знать, где и когда полетит панда, надо было иметь дар предвидения. Или же «слив» от кого-то из съемочной группы.
Но ведь эта ворона пока не нажила столь явных врагов, чтобы ради смутного шанса мне навредить задействовались такие сложные схемы. Смутные — это потому риск промахнуться по летящей панде ясен даже ребенку. Конечно, если метал «снаряд» не человек с профессиональной подготовкой.
И тут мы оглядываем мешок с костями, болтающийся в руках танцора-лаовая. Уже отмеченные мной залысины, щупленькое телосложение, одутловатое лицо. Засаленные штаны, рубашка не первой свежести. Пятна от соуса или вина на вороте.
И это — спец по метанию чего-либо? Как в среднем по больнице выглядят пророки, я не в курсе. Но что-то (здравый смысл, кажется) подсказывает мне: он не из этих.
— Маленькая госпожа мудра! — зачастил со словами вредитель. — Я её даже не видел.
Ага, вот и лишнее доказательство, что не по мою душу планировался фонтан из газировки. Он даже не знает моего имени.
Поднебесная — огромна. В ней так много жителей. И не все из них смотрят дорамы. Да что там, не в каждом доме есть телевизор. Люди в таких комнатушках могут ютиться, что там лишний раз не развернуться, не то, что роскошь в виде бытовой техники размещать.
Слава? Известность? В масштабах целого государства эта ворона — никто. Пока, по крайней мере.
— Что за бред ты несешь? — холодно спросила Мэйхуа и подступилась еще на шаг ближе к «фрукту». — Не хочешь говорить правду мне, скажешь полицейским. Да ты пьян, негодяй! Я слышу запах прямо отсюда.
Упакованные в аккуратную форму служители порядка уже совсем рядом, к слову.