Годы шли, и жителей в маленькой деревеньке становилось всё меньше. Молодежь торопилась сбежать в города, работы не было, и люди разъезжались, пустых домов становилось всё больше. Обычная судьба обычной деревни - стать последним пристанищем старичков, которым чужда цивилизация. Очень скоро в деревне не осталось никого, кто бы согласился на рыбалку с дедом. Пара-тройка подходящих мужичков ещё оставалась, но запойное пьянство очень быстро свело на нет их дееспособность.
Первое время деда выручал сосед Вовка. То ли потому, что был глуховат и вообще считался в деревне местным дурачком, то ли просто прощал деду всё за его знаменитый самогон, но каждую неделю он исправно ездил с Семёном ставить сети. Вскоре не стало и Вовки. Пьяный вышел зимой ночью на крыльцо по нужде, поскользнулся, упал, да так и замёрз. Напарника у деда не осталось вовсе. Не с кем было ездить на рыбалку.
Ох и закручинился Семён. Не стало больше милого и весёлого старичка похожего на Новогоднего волшебника, просто не стало. Вместо него теперь ходил по деревне старый, вечно всем недовольный, жутко ворчливый и занудный дед. Не дарил он больше никому улыбок и веселья своим появлением. Его теперь наоборот сторонились все жители маленькой деревни. Никому не хотелось сталкиваться с угрюмой серой тенью деда Семёна. Он просто источал горе, его боялись, словно прокаженного.
Первой не выдержала его жена, Елена Егоровна. Октябрьским вечером дед привычно сидел у телевизора и бухтел на дураков-ведущих, клоунов-политиков и вообще на телевидение как рассадник порнографии и зла.
- Ряпушка пойти должна, - вздохнул он вдруг тяжело, - Эээх, зараза.
- Собирайся! - неожиданно приказала жена, - давай, собирайся и поехали!
- Ты чаво? - удивился Семён.
- А ничаво! Собирайся, сказала! Или хочешь на зиму без сига и ряпушки остаться? На кой мне это нужно, без рыбы и с ворчливым дедом зиму тягнуть.
Несколько минут дед молча буравил взглядом супругу, затем встал и также молча начал собираться. Никогда жена не ездила с ним на рыбалку, никогда. Знала, для чего ему это нужно.
Но именно поэтому она и решилась вдруг его встряхнуть. Прекрасно понимала, чего не хватает Семёну. Принятый ими много лет назад мирный договор, пакт о неругательстве, был на грани нарушения. Матерная бомба внутри деда могла вот-вот рвануть со страшной силой. И как мудрая женщина Елена Егоровна пошла на компромисс.
Ветер был сильный. Стоило повернуться бортом против ветра, как волна начинала плескать прямо в лодку. Сети путались.
Дед сидел на корме и молча спускал сеть в воду. Баба Лена была на вёслах.
- Возьми левым! Ещё! - командовал дед Семён. - Носом против ветру!
Елена Егоровна внимательно слушала и следила за мужем. Видела, как ему тяжело, как он еле сдерживает себя. И вдруг она стала делать все наоборот, словно нарочно. Дед командовал вправо, она работала веслом влево, он кричал «стоп», она гребла вперёд. В итоге за считанные минуты сеть оказалась намертво намотанной на винт мотора.
Семён бросил сеть, и молча скрипя зубами, смотрел на супругу. Очень ему хотелось высказаться, очень хотелось сорваться.
- Кричи! - твердо сказала жена, глядя ему в глаза, - давай кричи!
Семён засверлил её самым гневным стариковским взглядом и тяжело вздохнул.
- Бывает, чего уж там. Сейчас распутаем.
- Кричи, сказала! - жена ударила вёслами по воде, - кричи! Пока не накричишься, домой не поедем!
Дед впился в неё злым взглядом. Понял, что она умышленно его провоцирует. Всё понял.
И вдруг очень хитро улыбнулся и закричал. Громко, мощно, он кричал от всей души, выплескивал всё, что накопилось.
Елена Егоровна поначалу смотрела на него очень удивлённо, она не ожидала того, что сделал её Семён. Она не понимала ни единого слова из его пронзительного крика, не знала этого языка.
- Ах ты, чёрт карельский! - она залилась смехом, просто вдруг всё поняла.
Дед Семён кричал и ругался на неё. Очень сильно ругался. Но делал это на своём родном, уже почти позабытом карельском языке.
- Только по матери сильно не полощи, - смеялась баба Лена над тем, как кричит дед, - а то тёща тебе устроит на небе.
Так с дедовскими криками и смехом Елены Егоровны рыбалка и прошла в тот день. И кстати, быстро прошла, дело спорилось. Так они ещё много лет и ездили на рыбалку вдвоём со смехом и криками. И дед Семён вновь стал милым и добрым старичком.
Компромисс, однако.
Поехали! (миниатюра)
Дурак! Конченый идиот!
Зачем? Для чего нужно было это говорить? Что тебя не устраивало? Что?