— Точнее некуда, — отрезал я. — Решено уже всё, Захар. Не мне тебе объяснять, что между нами уже давно всё решено.
Тот понимающе кивнул, потом прикинул что-то в уме:
— Ну, коли так… Тогда нужно всё как следует подготовить. По обычаю-то положено сперва сватов засылать к родителям невесты. Но тут, видите, как выходит — отец невесты тут. А меня вы как свата засылаете. Все правильно получается.
— Так и сделаем, — согласился я. — Ты за главного свата будешь. Авторитетный человек, служивый. Чем не сват?
— Это верно, — кивнул Захар. — Только нужно ещё кое-что прикупить для церемонии. Не с пустыми же руками идти.
— А что именно?
— Ну, во-первых, хлеб-соль обязательно нужны, — принялся перечислять Захар. — Каравай добрый. Потом платок шёлковый для невесты — это вам самому выбрать надобно. Ещё штоф хорошей водки, да не один — это уж я возьму на себя. И гостинцы какие-нибудь сладкие — пряники, может, или конфеты заморские.
Я достал кошель и отсчитал несколько монет:
— Вот, бери. Купи всё, что нужно. А я пока с Фомой поговорю.
Захар взял деньги, кивнул:
— Сделаю, барин. Всё будет как полагается.
И пошёл по своим делам, а я отправился искать Фому. Нашёл его в общей зале постоялого двора — тот сидел за столом, потягивая квас и листая какие-то бумаги.
— А, Егор Андреич! — приветствовал он меня. — Присаживайтесь. Как день прошёл?
— Хорошо, — кивнул я, садясь напротив. — Фома, разговор у меня к тебе есть. Серьёзный.
Фома сразу подобрался, отложил бумаги:
— Слушаю внимательно.
— Вот что, — начал я без обиняков, — решил я Машку сватать. Официально, по всем правилам.
Фома охнул, потом присвистнул:
— Вот так новость! А что, время пришло, я так понимаю?
— Давно пришло, — кивнул я. — Сам знаешь, мы с Машкой уже давно вместе. Пора и честь знать — свадьбу сыграть как положено.
Фома потеребил бороду, явно размышляя:
— Что ж, я конечно согласен. Лучшего для дочери своей и пожелать не могу. Дело почётное. Но вот как оно дальше-то будет?
— В каком смысле?
— Барин, а если ваш батюшка против? — напрямик спросил Фома. — Мы и так еле сводим концы… То есть, не в обиду будь сказано, хозяйство-то ваше не то чтобы процветало до нашего приезда. А теперь, конечно, дела пошли в гору, но всё ж…
Я нахмурился:
— То моя забота, Фома. Сговорюсь как-нибудь с батюшкой. Главное, чтобы твоё согласие было, как отца.
Фома задумчиво покачал головой:
— Согласие-то моё есть, конечно. Для Машки лучшей судьбы и не придумаешь. Но…
— Что ещё?
— Нужно тогда всё обдумать, как правильно сделать, — Фома понизил голос, хотя в зале никого, кроме нас, и не было. — Неплохо бы письменное приданое обговорить. Скажем, долю в стеклоделии или лесопилке. Чтоб, значит, и у Машки своё было, и у детей ваших.
Я задумался. Предложение было разумным — обеспечить Машку своей долей в деле, чтобы она не зависела целиком от моей милости. И детям нашим это было бы подспорьем.
— Обдумаю, как всё сделать правильно, — наконец сказал я. — А пока готовься к сватовству. Захар уже пошёл всё необходимое покупать.
Фома кивнул, потом неожиданно улыбнулся и протянул мне руку:
— Что ж, будем родственниками, барин. Кто бы мог подумать…
Я пожал его руку:
— Будем. И хорошими, надеюсь.
Сватовство решили устроить в тот же вечер, в отдельной комнате постоялого двора. Захар постарался на славу — достал всё необходимое для церемонии. Каравай был пышный, румяный, украшенный фигурками из теста. Платок для Машки я выбрал сам — шёлковый, лазоревого цвета, с вышитыми по краю цветами. Водка была разлита по граненым стаканчикам, а на столе, накрытом белой скатертью, красовались блюда с пряниками, мёдом и вареньем.
Машку мы с комнаты выманили под предлогом, что Фома хочет с ней важный разговор провести насчёт дел домашних. Она и пришла, ничего не подозревая, в своём обычном платье, с волосами, наскоро заплетёнными в косу.
Когда она вошла в комнату и увидела накрытый стол, Фому в чистой рубахе с расчёсанной бородой, Захара с караваем на вышитом полотенце, она замерла на пороге:
— Что… что это?
— Проходи, дочка, — торжественно произнёс Фома, поднимаясь. — Разговор у нас к тебе есть.
Машка неуверенно шагнула в комнату, переводя взгляд с одного на другого:
— Какой разговор, батюшка?
Фома откашлялся, явно волнуясь:
— Пришёл к нам сегодня добрый молодец, — начал он по всей форме, — и говорит: «Есть у вас товар, а у меня купец — Егор свет Андреич». Руки твоей просит, дочка. Что скажешь на это?
Машка ахнула, прижав ладони к губам. В глазах её заблестели слёзы:
— Правда? Не шутите?
— Какие уж тут шутки, — развёл руками Фома. — Видишь — и каравай, и водка, и платок для тебя приготовлен. По всем правилам сватовство.
Машка перевела взгляд на меня:
— Егорушка, это ты… ты решил?
Я кивнул, чувствуя, как к горлу подступает ком:
— Я, Машенька. Давно пора нам честь по чести всё сделать. Чтоб ты не просто так со мной жила, а законной женой была.
Машка всхлипнула, потом бросилась ко мне, обняла крепко-крепко:
— Егорушка! Родной ты мой! Да я… я…
— Так согласна аль нет? — шутливо прикрикнул Захар. — Говори, как положено!
Машка выпрямилась, утёрла слёзы:
— Согласна, — твёрдо сказала она. — Всем сердцем согласна.
— Ну, вот и славно, — Фома поднял стаканчик с водкой. — За вас, дети мои. Да будет брак ваш крепким и счастливым!
Мы выпили, потом Захар разрезал каравай, и все отведали по кусочку. Я накинул Машке на плечи шёлковый платок, и она тут же расцвела, зарделась, стала ещё краше. Мы ели, пили, говорили о будущем, о том, какую свадьбу устроим, когда вернёмся в деревню.
Но уже под конец вечера, когда настроение у всех было приподнятое, Фома вдруг снова вернулся к теме, которая его беспокоила:
— А всё ж, барин, как с отцом вашим быть? Не рассердится ли, что без его благословения дело решили?
Я отмахнулся:
— Сговорюсь как-нибудь. Не маленький уже, сам решать могу.
Но Машка, услышав это, вдруг погрустнела. И когда мы вернулись в нашу комнату, она села на кровать и заплакала:
— Если отец твой не согласен, то как же? Неужто против его воли пойдёшь? Он ведь проклясть может, или наследства лишить…
— Ну что ты, глупенькая, — я сел рядом, обнял её за плечи. — Никто никого не проклянет. Батюшка поворчит, конечно, но смирится. Особенно когда увидит, как хорошо у нас дела пошли. И стеклоделие, и лесопилка — всё на лад идёт.
— А вдруг нет? — Машка всхлипнула. — Вдруг он меня невзлюбит? Я ведь простая, неученая…
— Полно, — я вытер слезы с её щёк. — Ты у меня умница и красавица. Никто против тебя не устоит. Да и вообще, чего ты расстроилась? Твой-то отец согласился, — я кивнул в сторону двери, имея в виду Фому, — и у нас первый шаг к бракосочетанию, между прочим.
А Машка как будто только сейчас это осознала. Она замерла, потом медленно улыбнулась сквозь слёзы:
— И правда… Мы же теперь почти что муж и жена.
— Ну, до венчания ещё дойти надо, — усмехнулся я. — Но да, считай, что помолвлены.
Машка просияла, потом вдруг снова бросилась мне на шею:
— Егорушка! Я так счастлива! Так счастлива!
И поцеловала меня так крепко, что у меня голова закружилась. А потом… потом мы отпраздновали нашу помолвку так, как и положено будущим супругам.
В общем, уснули мы под утро. Хорошо, что тут стены не такие тонкие, как в моём будущем. Иначе весь постоялый двор был бы утром в курсе, как именно мы отмечали сватовство.
Засыпая, я думал о том, что вот он — настоящий переломный момент в моей жизни. Я остался здесь, в этом времени, с этими людьми. Стал частью этого мира. И Машка, моя Машка, рядом со мной. Что бы ни случилось дальше, как бы ни отреагировал мой отец, я знал, что поступаю правильно. И с этой мыслью я провалился в глубокий, спокойный сон.