— Я не Филлагория, чтобы целовать мне ноги, — прошептала я, дрожа.
— Ах, не Филлагория, значит?
В темноте послышался шорох и стеклянный звон. Мгновение спустя, Рэнимор обхватил меня за шею и приник к губам осторожным поцелуем. Ягодная сладость обожгла язык, и капельки вина потекли в горло. Приятное головокружение зацепило гарпуном и повело за собой, стирая реальность. Не осталось ни белых стен, ни окон, смотрящих в сад. Только мы. И странное чувство без названия, что разгоралось между нами, как лесной пожар.
— Хочешь сделать меня беззащитной? — я хитро приоткрыла один глаз. — Еще не убедился, что это бесполезно?
— Ни в коем случае, — Рэм провел по моему подбородку пальцем, собирая убежавшие капельки терпкого напитка. — Одно твое слово — и я оставлю тебя. Уйду спать в кабинет и не буду доставлять неудобства. Только проблема есть: из моих покоев до утра ты не выйдешь.
— А если… один мой удар? — усмехнулась в ответ. Жар вина бежал по венам, рождая безумие.
— Я надеюсь, что до драки не дойдет, — Рэнимор резко отстранился, и по коже пробежала враждебная волна холода. — Так мне уйти?
Я закусила губу. Привкус дурманящего напитка застыл на языке: — Нет.
— Подумай еще.
— Я сказала, останься.
Мои слова прозвучали, как откровение. Пронзительно, отчаянно, звеняще… Протянула руки. Положила Рэму на плечи и прижала его к себе. Он дрожал. Как листья яблонь за окном под порывами теплого ветра. Как и я сама.
Страх накрыл с головой, когда ладони Рэма легли на мои колени и побрели выше, задирая рубашку. Дрожь, будто сорняк, проросла меня насквозь, пустила щупальца во все клеточки тела, и Рэнимор чувствовал это. Медленно и осторожно развел мои колени, обезоруживая. И когда поцелуи согрели внутреннюю сторону бедра, неуклонно поднимаясь к самому эпицентру жара, я снова зажмурилась.
Рэм ослабил пояс моего халата и неожиданно поднял сорочку выше, перескакивая дразнящими поцелуями на живот. Инстинктивно дернувшись, попыталась опустить открахмаленную ткань, и тут же засмеялась над тем, как нелепо выглядят со стороны мои попытки защититься.
— Что-то не так, Лира? — Рэм поднял голову.
— Щекотно, — призналась я, улыбнувшись.
— Неужели ты никогда не…
Сразу сообразив, о чем речь, я честно мотнула головой. Несмотря на буйный темперамент, я никогда не знала всепоглощающих желаний, дурманящих рассудок и требующих разрядки во что бы то ни стало. Парни побаивались девушку, что с первой попытки способна подбить из лука движущуюся цель, и отказывались со мной гулять. Да и близких подруг, с которыми я могла бы обсудить откровенные темы, у меня никогда не было. В конце концов, кругом столько интересных занятий! Стрелять из лука на спор, готовить реквизит и плакаты для митингов, подпевать любимым ансамблям на концертах, дрессировать Эстер… да даже книги читать куда интереснее и полезнее, чем ублажать себя прикосновениями.
Рэм не стал смущать меня разговорами: лишь медленно раскинул полы халата, расстегнул пуговицы на рубашке и накрыл ладонями грудь. Безумие, дрожащее в воздухе, обрело вкус и объем. И цвет… густой темноты перед моими глазами. Оно навалилось на нас плотным одеялом, выжимая стоны и заставляя дышать чаще. Оно пахло греховными мыслями, вином и шиповником.
По коже бежали молнии, замирая внизу живота. Я вся превратилась в молнию, оголенный нерв. Прикосновение пробежало по бедру — разряд. Еще одно, чуть выше — почти взрыв. Еще — и крик сорвался с губ. В крошку потолок, в крошку небо, и душу — в крошку!
Не в силах противостоять соблазну, я откинулась на перину, и прохладное белье защекотало кожу. Мысли в голове потеряли четкость, будто отдаленные голоса. И все вмиг потеряло значение: сомнения, глупая ревность, едкие слова шута.
Просто чувствуй меня…
Я загоралась. Тлела от поцелуев. Задыхалась от прикосновений и отдавалась всецело. Отдавала свою беззащитность, свою пробудившуюся чувственность… Ту себя, что никогда не знала раньше. И нет: я не прогнала Рэма. И не закричала, когда тело наполнила пульсирующая боль: лишь закусила губу.
Мы поднимались выше. С каждым движением, с каждым поцелуем. Держались друг за друга переплетенными пальцами и летели в распахнутое ночное небо. Как листья, оторванные ветром от яблоневых ветвей. Как лепестки шиповника…
Пожалуй, все истории о первой ночи в книгах и экранных постановках слишком страшные. О боли почти не думалось. Я просто чувствовала. Теплоту, не имеющую названия, что распускалась в сердце пряным цветком, нарастающее томление внизу живота, сладость поцелуев и приятную боль в груди. Разряды, летящие по коже, и колкие мурашки. Сладостное удушье и головокружение, уносящее в запределье. И ощущала себя в эти мгновения самой роскошной и желанной.