— Диплом! Как получите, приступайте к работе.
— Я благодарен вам за ваши заботы, — сказал Дадоджон после небольшой паузы. — Но есть… некоторые обстоятельства… словом, я пока не знаю, где хотел бы работать. Когда вернусь, с вашего позволения, приду к вам и тогда, куда ни пошлете, постараюсь оправдать ваше доверие.
Дадоджон хотел было рассказать о том, что, поступая в юридическую школу, скрыл социальное происхождение и теперь это с чьей-то помощью открылось. Но в последний момент не решился. Ему очень хотелось знать, сказал ли об этом нарком, и он с замиранием сердца ждал, что скажет Рахимов. Но Аминджон только пожал плечами.
Они дошли до конца кишлака, остановились и стали смотреть на убегающую за горизонт степь.
— Вон там, — показал Аминджон рукой, — возьмет свое начало Даштиюрмонский канал.
— Канал? — удивленно произнес Дадоджон. — Вы собираетесь орошать Дашти Юрмон?
— Да, уже есть такой проект, включается в пятилетний план. Работы предполагается начать в будущем году. Перегородят плотиной Равот и направят ее воды сюда.
— Тогда Дашти Юрмон превратится в земной рай! — воскликнул Дадоджон.
Аминджон улыбнулся.
— Предполагается создать три хлопководческих колхоза и один садово-виноградный.
— Это было бы здорово!
— Еще бы! — снова улыбнулся Аминджон. — Ну что ж, пора ехать. Доброго вам пути! Хорошенько отдохните, помогите Чорибою. Он очень любит технику. Говорят, мечтает о мотоцикле. Передайте ему, чтобы не покупал. Если хорошо проведет зимовку скота, мы наградим его мотоциклом с коляской.
— Обязательно передам! — сказал Дадоджон.
Они попрощались. Аминджон свернул в боковую улочку и направился к сельсовету, а Дадоджон возвратился в чайхану, сел рядом с Туйчи, выпил пиалку чая.
— Ну что, братишка, — сказал он потом, — тронемся? Время не ждет, посмотри на солнце!..
— Поехали! — мигом поднялся Туйчи.
26
Каждый колодец в Дашти имел свое название и, как уже упоминалось, делил степные просторы на определенные участки, отведенные тому или иному колхозу. Колодец, у которого жил дядюшка Чорибой, назывался Чорикудук, то есть колодец Чори. Никто не знал, откуда взялось такое название. Даже сам дядюшка разводил руками и, смеясь, говорил: или колодец назвали моим именем, или меня назвали именем колодца, одно из двух, третьего не придумать.
Они приехали в Чорикудук на закате солнца. Все, кто был в этот час на месте, высыпали им навстречу. Впереди с веселым лаем мчались собаки, за ними с восторженным криком неслись со всех ног ребятишки — внуки хозяина.
— Всегда так встречают, — сказал Туйчи Дадоджону, нажимая на тормоза.
Дом дядюшки Чорибоя стоял у подножья песчаного холма. Рядом располагались несколько глинобитных домишек, кутапы[39], амбар, кухня, навесы и длинная терраса. От колодца тянулись водопойные лотки. Здесь жило почти все семейство дядюшки Чорибоя: его жена, тетушка Рухсора, такая же дородная, крепкая, энергичная, как и он, двое сыновей, уже успевших обзавестись детьми, а также трое или четверо детей их погибшего на войне брата. Старшего сына дядюшки Чорибоя звали Шамси, младшего Камчин. Их имена соответствовали их характерам и склонностям, словно при рождении было известно, какими они вырастут.
Шамси и по-узбекски и по-таджикски означает — «солнечный». И от старшего действительно исходило тепло и надежное спокойствие. Добродушный, ласковый и степенный, он был мастером на все руки. Хорошо управлялся с отарой, знал кузнечное дело, плотницкое и столярное ремесло… Шамси подарил домочадцам «вечернее солнце» — с помощью отца он собрал и установил движок, благодаря которому семья жила теперь при электрическом свете. В те времена не только становища чабанов, но и многие крупные кишлаки не имели электричества, так что ярко озаренный дом дядюшки Чорибоя воспринимался поистине как чудо. В трудные зимние ночи он сиял, обещая тепло и уют всем сбившимся с пути чабанам, каждому живому существу.
Младший сын дядюшки Чорибоя, Камчин, наоборот, был резким и порывистым, неусидчивым и неугомонным. Вечно носился он по степи на быстром коне с камчи-ном[40] в руке. В верховой езде он не знал себе равных. Глядя, как он управляется с животными, можно было подумать, что он знает язык коней и овец и умеет разговаривать с ними. Его гнедого знали не только в этой степи, легенды о нем передавали друг другу чабаны всей области. Коня оценивали во много тысяч рублей, однако и дядюшка Чорибой и Камчин отвечали, что не продадут и за миллион. Звали его Рахш, то есть так же, как и коня легендарного богатыря Рустама. Если спросить Камчина, откуда он взял эту кличку, он так и ответит: «Из «Шах-наме» Фирдоуси», ибо не только он, а все семейство дядюшки Чорибоя знакомо с этим бессмертным творением гениального поэта. Прозаическое переложение поэмы было издано до революции на турецком языке, близком, как известно, узбекскому. Дядюшка Чорибой был для своего времени образованным человеком, он знал арабскую графику, читал и писал. Чтение вслух являлось его любимым увлечением.