— Ладно, что-нибудь придумаю, будет вам решение, — сказала тетушка Нодира, улыбнувшись. — Напишите заявление и, если меня не застанете, оставьте Обиджону.
— Спасибо, уважаемая, — приложив руку к сердцу, церемонно поклонился старик. — Не обессудьте, еще одна просьба: разрешите мне быть сегодня дома. Подготовиться надо, прибрать… Если вдруг понадоблюсь, пришлете за мной.
— Конечно, разрешаю, что за вопрос? Только если куда отлучитесь, предупредите, чтобы сразу можно было найти.
— Да-да, обязательно, — снова поклонился старик. — Но я не отлучусь из кишлака. Давно уже не прибирали в доме, как бы это не покоробило Дадоджона…
6
Поезд прибыл на станцию Бадамзор ранним утром. Когда-то здесь цвели миндальные рощи, поэтому станцию так и назвали: «Бадамзор» — «Миндальная». Должно быть, человек, придумавший это название, был с поэтической душой. Рощи давно уже бесследно исчезли, станция была маленькой, захолустной: к небольшому кирпичному зданию вокзала прилегал чахлый скверик, теснилось несколько глинобитных домишек и приземистых бараков. Два колхозных ларька торговали овощами и фруктами. Возле автобусной остановки находились чайхана и столовая. Скорые поезда подавали гудок и проносились мимо, а почтовые стояли всего две минуты.
Дадоджон спрыгнул с подножки вагона и осмотрелся. Все вроде бы осталось таким, каким было четыре года назад, ничего не изменилось, разве только здание вокзала стало еще более обшарпанным и замызганным да домишки поглубже вросли в землю. Пусто. Никто никого не встречает и не провожает. У входа в вокзал, где висит почерневший от времени колокол, зевает сонный дежурный.
— Всего хорошего, уважаемый! — сказал проводник. — Будете в Ташкенте, не забудьте нас. Шерхон знает наш дом.
— Хорошо, спасибо, до свидания, — машинально произнес Дадоджон.
Тухта-ака встал на подножку, поднял руку с желтым флажком и сказал что-то еще; Дадоджон из-за паровозного гудка не расслышал. Состав, лязгнув буферами, тронулся. «Слава богу!» — облегченно вздохнул Дадоджон. Наконец-то он избавился от занудливого проводника-благодетеля. Этот Тухта-ака своей трепотней чуть не довел до белого каления. Из-за него не удалось вздремнуть. Ехал в отдельном служебном купе, но за эти несколько часов устал больше, чем за пятеро суток, проведенных в переполненном, душном и смрадном вагоне.
Проводив поезд взглядом, Дадоджон вскинул на плечо вещмешок и зашагал к автобусной остановке. К телеграфному столбу возле нее была прибита дощечка, извещавшая, что автобус в райцентр ходит с шести утра до десяти вечера. Часы Дадоджона показывали ровно шесть, однако автобуса не было, не было и ни одной живой души, чтобы спросить. Дадоджон направился в чайхану. Там на двух голых, не застеленных паласами, катах[15], стоявших под навесом у входа, расположилась туркменская семья: две женщины, пожилая и молодая, трое малышей и мужчина в высокой барашковой папахе. Они сидели, словно бы в ожидании чая, и, когда Дадоджон проходил мимо, женщины, пряча лица, отвернулись, ребятишки вытаращили черные глазенки, а мужчина, буркнув ответное «салом», сладко зевнул.
Чайханщик, удобно вытянув ноги, сидел возле огромного блестящего белого самовара и тряпочкой не спеша протирал носики чайников. На ближнем к нему кате, застеленном выцветшим ковром, сидели двое мужчин, в которых легко было угадать шоферов. Перед ними на подносе лежали две маленькие лепешки и несколько кусочков сахара. Дадоджон сел напротив и сказал чайханщику:
— Пожалуйста, чайник зеленого чая. Покрепче!
— Когда вскипит, — ответил чайханщик, даже не взглянув на него. — Пока отдохните.
— Надеюсь, до прихода автобуса закипит?
— До прихода автобуса? — поднял глаза чайханщик и засмеялся. — Будьте покойны, гость, до прихода автобуса вскипит.
Дадоджон не уловил иронии, так как его внимание привлек высокий мужчина с на редкость пышными огромными усами, одетый в гражданский плащ поверх военной формы. Он вошел, громко топая ногами, и, широко улыбаясь, сказал шоферам с порога:
— Что, молодцы, все лодыря гоняем? До сих пор не управились со своими лепешками?
— А чего? Рано еще, — ответил один из шоферов.
— Сказал бы я тебе «чего», да тут неудобно, — фыркнул усач. — Давайте пошевеливайтесь! Я побежал к начальнику, разузнаю, когда прибудет наш груз.
Хлопнув дверью, усач исчез, а шоферы, переглянувшись, рассмеялись.