И так и не написал ни строчки.
Да и как это описать? Как? Где взять слова? Как передать читателю этот первобытный ужас, когда не соображаешь уже ничего — хочется только залезть в какую-нибудь щель и сделаться невидимым. Какими словами описать состояние, когда уже кажется, нет ни страха, ни инстинкта самосохранения — только безграничная тупая усталость. Когда хочется только одного — чтоб весь этот кошмар кончился, причём неважно, с каким результатом. Только бы кончилось! Как передать всё это сытому, спокойному читателю, который видел войну только по телевизору? Казалось, что достаточно пережить это самому, и тогда слова найдутся, обязательно найдутся.
Казалось…
Где же их взять — такие слова?
Воронцов закрыл «окошко» с рассказом, сходил на кухню, заварил чаю. Он давно уже жил один, почти никуда не ходил, по телефону разговаривал только с сыном. Ещё недавно пустоту частично удавалось заполнять перепиской на форумах, но с тех пор как перестали получаться рассказы, пропало и это. Теперь он только читал, что пишут другие. Дни тянулись и тянулись, сменялись бессонными ночами. Он часами лежал, глядя в потолок, ворочался, а когда забывался коротким сном, неизменно оказывался в январском Грозном. Война не отпускала, её мерзкая лапа дотягивалась до горла и через столько лет. Она как ненасытная воронка втягивала в себя всё: надежды, чувства, настоящее и будущее. Он просыпался от собственного крика и снова лежал, стараясь не обращать внимания на боль под лопаткой и раскалённые иглы в суставах. Получалось плохо.
Всё чаще приходила мысль:
«Скорей бы уж…»
Воронцов отхлебнул горячего чаю, поперхнулся и внезапно вспомнил, что не проверил почту. Там правда тоже давно ничего не было кроме извещений из Интернет-магазинов, но мало ли… Поначалу писали читатели, знакомые — спрашивали, почему он не пишет. Воронцов не отвечал. Писать перестали.
Кружка заняла место рядом с клавиатурой — вот и ещё один след на когда-то полированной столешнице. Повинуясь паролю, открылся почтовый ящик, и Воронцов разочарованно скривился: опять только эти дурацкие извещения о новинках. Хотя, стоп! А это что такое? Палец нетерпеливо забарабанили по «мышке» — этого письма он ждал давно, очень давно.
Как-то занимаясь почти единственным теперь своим занятием — ковыряясь в грозненских сайтах, Воронцов натолкнулся на старую чёрно-белую фотографию. На снимке фотограф запечатлел одно из самых известных мест Грозного — «Аракеловский» магазин со стороны площади. Фотография была сделана явно в семидесятых годах. И не было в ней вроде бы ничего такого, но почему-то странно кольнуло сердце, и забрезжили какие-то совсем уже смутные воспоминания.
Воронцов тогда долго сидел перед монитором, вглядываясь в знакомые места. Фотография была маленькая, ничего особенного на ней рассмотреть не удавалось. Ну, «Аракеловский» — так ведь не первый раз. В раскрытые двери входят люди, кто-то переходит дорогу. В чём же дело? Почему так давит сердце? Набравшись наглости Воронцов отправил письмо администратору сайта с просьбой прислать полноразмерную фотографию. Написал, что это нужно ему для рассказа. С тех пор прошло больше месяца, казалось, все уже про него забыли.
Выходит — не все.
Воронцов, чувствуя, как быстрее забилось сердце, загрузил фотографию и сразу скинул её на «рабочий стол». Выключил Интернет, закурил вторую сигарету. Почему-то нерешительно кликнул ярлычок, открыл фотографию.
Прекрасного качества чёрно-белый снимок занял весь экран, и у Воронцова перехватило дыхание. Как будто открылось окно в давно ушедший мир, в навсегда исчезнувший город.
Площадь Ленина, асфальт покрыт легким снежком. Надо же, тогда был снег? Последние лучи солнца пронзили улицы, оконтурили здания, осветили людей. «Аракеловский» магазин, снятый против солнца, выглядит немного темновато, зато очень чётко. Окна витрин с гирляндами и снежинками, балкончик на углу, закрытый каким-то плакатом. И на самом верху громадный плакат: «С новым 1975 годом!»
Боже как давно это было Помнит только мутной реки вода. [1]У магазина полно людей: входят, выходят, спешат. Даже у киоска «Союзпечати» толпится народ. И у другого киоска — через дорогу — тоже несколько человек. Вроде очереди. Что же там продавали? Воду, пирожные? Нет, не вспомнить.
Воронцов набрал воздуха, перевёл взгляд на фигурку, одиноко стоящую сбоку киоска. В глазах запрыгали мушки, заколотилось сердце, побелели пальцы, судорожно сжимающие мышку. Машина времени остановилась, и через 35 лет Воронцов встретился сам с собой. Старомодное пальто, дурацкая кроличья шапка, зато джинсы фирменные — «Levi's», в руках самодельная сумка. Лица не разглядеть, но это он — Лёшка Воронцов. Он! Он даже знает, что в сумке — бутылка «Советского Шампанского» и шоколадка. Правда, Лёша? Ты купил это только что в «Аракеловском». Ты ещё раздумывал, что взять — шампанское или «Шипучку». А насчёт шоколадки сомнений не было — только «Гвардейский», только. Ведь Машка не любит сладкий шоколад!