— Прежде чем перейдем к делу, парочка вопросов, — начал Виктор. — Ко мне приехал друг с Алтая. Знакомьтесь: Арсений. Мы с ним вместе воевали. Кстати, он может быть нам полезен как знаток рыночной конъюнктуры юго-запада Сибири. В том регионе мы еще не работали, необходимо продумать, есть ли у нас там свой интерес. Так что какое-то время, до отъезда, он частенько будет находиться рядом со мной.
Собравшиеся с разной степенью интереса взглянули на Арсения. Каждый назвал свое имя. Но Алтаец не старался удержать их в памяти — кто есть кто сразу все равно не запомнишь, а познакомиться ближе с каждым, если потребуется, возможность еще представится. Сейчас он просто старался поймать первые впечатления о каждом. Кто из них мог быть заинтересован в смерти Виктора? Или по меньшей мере в том, чтобы лишить шефа душевного равновесия?
— Алтай — это где «таежный тупик»? Где Лыковы? — заинтересовался один из пришедших.
— В принципе, да, — подтвердил Арсений. — У нас кержаков много.
— Кого-кого много?
— Кержаков. Так у нас староверов называют. Неподалеку от села, где я жил, целая деревня староверов есть. Саразон называется…
— Господа, географические экскурсы потом, — остановил Виктор. И обратился к чуть полноватому медлительному блондину: — Владимир, тебе задание оперативное. Где-то в Москве проживает некто Слепцов или Слепцев, не помню точно. Зовут его Николай, а вот отчества тоже не помню, кажется, Васильевич. Он был нашим с Арсением ротным, когда нас ранило. По непроверенным данным он сейчас инвалид и живет в нищете. Надеюсь, никто против не будет, чтобы оказать ему помощь. Так что наведи справки… Ну и дальше сам знаешь.
— Как скажешь, Виктор… — недовольно буркнул тот. — Тебе с бугра виднее.
— Что тебе не нравится?
Владимир скосил взгляд на Арсения. Виктор поощрительно кивнул:
— Говори-говори, при нем можно.
И Владимира прорвало.
Он заговорил, глядя в сторону и скривив рот:
— Виктор, ты, кажется, хочешь быть святее папы Римского? Или всех страждущих хочешь накормить и утешить? Так ведь это даже Иисусу Христу не удалось: его пяти хлебов и двух рыб хватило только на пять тысяч человек и сверх того осталось всего двенадцать корзин объедков…
Пример был хорош. Это оценили все. Один из присутствующих даже в ладони хлопнул пару раз.
Виктор тоже усмехнулся:
— Я на роль Христа не претендую, Владимир. Но и отрекаться от своих в сытости не собираюсь. Мы ведь в свое время договорились финансировать фонд помощи. Никто против не был. Ты в том числе идею поддержал. Что с тех пор изменилось?..
— Я лично и теперь от своих слов не отказываюсь, — увильнул блондин. — Но ведь наши доходы не безразмерны. Ну, там, на День Победы, скажем, ко Дню памяти воинов-интернационалистов, к чеченскому вводу… Еще когда-никогда чего-ничего подкинуть инвалидам сам Бог велел. Но брать на постоянное содержание все новых людей… Сколько мы уже ежемесячных дотаций выплачиваем?..
По тому, как молчали остальные, чувствовалось, что они солидарны с говорившим. Это понял и Виктор. Похоже, он слегка растерялся. Во всяком случае, ничего не ответил. А Арсению со всей очевидностью стало ясно, что здесь собрались не столько единомышленники, сколько «единокорытники», каждый из которых не прочь был бы урвать побольше. И если ни у кого это не получается, то лишь потому, что каждый следит за каждым, опасаясь упустить свой кусок.
Но Виктор посягнул на общее корыто. По всей видимости, не в первый раз. И против него объединились. Пусть даже и временно, но объединились.
— Ты пойми, Виктор, — примирительно сказал другой — крупный чуть сутуловатый усач. — Мы же не против благотворительности. В самом деле, люди пострадали, государство их в должной мере обеспечить не может и, похоже, особенно от этого совестью не мается… Святой долг, так сказать, и священная обязанность… Но, Виктор, согласись: мы имеем возможности, все-таки, довольно ограниченные. Нам ведь деньги тоже не с неба падают, да и деревья с золотыми для папы Карло в нашей оранжерее не растут. Мы их, денежки эти, зарабатываем. И за просто так раздавать направо и налево… Ты у нас холостой. А у нас у всех семьи, дети, личная жизнь… Самим нормально ведь тоже жить хочется!