- Мне кажется, леди Трам, - сказала Морджиана, - пора встать из-за стола.
Причиной, побудившей миссис Уокер столь внезапно завершить обед, была какая-то скабрезная шутка мистера Слэнга. Когда же леди Трам вместе с Морджианой поднимались в гостиную, хозяйка не упустила случая заметить гостье:
- Дорогая моя, на вашем пути вам нередко придется терпеть подобного рода фамильярности от невоспитанных людей, - и боюсь, что мистер Слэнг принадлежит именно к таким людям. Но я хочу вас предостеречь: никогда не следует обнаруживать свое возмущение, как вы это только что сделали. Разве вы не видели, что сама я ни разу не дала заметить ему своего недовольства? Помните, что сегодня вы должны быть особенно любезны с ним. Это в ваших, то есть в наших интересах.
- Значит, ради своих интересов я должна быть любезной с таким нахалом?
- Уж не хотите ли вы, миссис Уокер, дать урок хорошего тона леди Трам? - с достоинством вопросила старая леди, останавливаясь перед Морджианой. Было очевидно, что ей чрезвычайно хотелось снискать расположение мистера Слэнга, из чего я могу с уверенностью заключить, что сэру Джорджу предназначалась изрядная доля из гонораров Морджианы.
Мистер Блодьер, знаменитый редактор "Томагавка", остроты которого так восхищали сэра Джорджа (сам сэр Джордж ни разу не сострил за всю свою жизнь), был газетным пиратом, не лишенным таланта, но лишенным каких бы то ни было принципов; он брался, по его собственным словам, "на пари настрочить порочащую статью о любом человеке в Англии". Он готов был не только писать, но и драться по любому поводу; он неплохо знал свое дело, а его манеры были столь же грубы, как и перо. Мистер Скуини держался прямо противоположного стиля: он был так молчалив и деликатен, что его можно было и не заметить, и вел себя во всех отношениях прилично; он любил поиграть на флейте, когда этому не препятствовал кашель, был большим охотником до вальсов и прочих танцев, а в своей газете позволял себе злобные выпады лишь в самой мягкой форме. Никогда не выходя из границ вежливости, он умудрялся в двадцати строках рецензии сказать достаточно неприятных для автора вещей. Он вел вполне добропорядочный образ жизни и жил в Бромптоне с двумя незамужними тетками. Место жительства Блодьера, напротив, никому не было известно. У пего было несколько пристанищ в каких-то таинственных трактирах, где его можно было застать и где за ним то и дело охотились запыхавшиеся издатели. За бутылку вина с гинеей в придачу он брался настрочить хвалебную или разносную статейку о ком угодно, на любую тему и по поводу любой политической программы. "Черт побери, сэр, - говаривал он, - заплатите мне как следует, и я не пожалею родного отца". В зависимости от состояния своего кошелька он либо ходил в лохмотьях, либо одевался по последней моде. В этом случае он держался крайне надменно, напускал на себя аристократический тон и готов был хлопать по плечу какого-нибудь герцога. Если и было что-нибудь более рискованное, чем отказать ему в деньгах, когда он просил взаймы, так это одолжить ему деньги, ибо он никогда не отдавал долгов и никогда не прощал человеку, которому был должен. Как-то раз он будто бы обронил такие слова: "Уокер отказался выписать мне вексель, ну так я отыграюсь на его жене, когда она появится на сцене". Миссис Уокер и сэр Джордж Трам испытывали панический ужас перед "Томагавком", вот почему мистер Блодьер и был приглашен на этот вечер. С другой стороны, сэр Джордж не менее опасался "Цветов сезона" и поэтому пригласил мистера Скуини. Мистер Скуини был представлен лорду Раундтауэрсу и мистеру Фиц-Урсу как один из наших самых обаятельных и одаренных молодых гениев, и Фиц, принимавший на веру все, что бы ему ни говорили, был несказанно рад, что его удостоили чести сидеть рядом с живым редактором газеты. У меня есть основания думать, что мистер Скуини, со своей стороны, был не менее рад этому соседству: я видел, как, доедая второе блюдо, он вручил Фиц-Урсу свою карточку.
Мы еще не уделили внимания мистеру Муллигану. Его стихией был политический ажиотаж. Он жил и писал в постоянном состоянии экстаза. Муллиган состоял, разумеется, членом юридической корпорации и никогда не упускал случая принять участие в тамошних послеобеденных диспутах, готовясь к тому, чтобы со временем выступать в суде, где этот юный талант надеялся когда-нибудь блеснуть. Он был, пожалуй, единственным человеком, с которым Блодьер считал нужным быть вежливым, ибо если Блодьер лез в драку, когда его к тому вынуждали обстоятельства, то Муллиган дрался, как истый ирландец, и делал это с величайшим удовольствием. Он несметное число раз дрался на дуэли и эмигрировал, поссорившись с правительством из-за того, что опубликовал какие-то статьи в газете "Феникс". После третьей выпитой бутылки он принимался нещадно бранить Ирландию и напевать, хотя бы никто его об этом и не просил, ирландские песни, выбирая самые что ни на есть заунывные. В пять часов пополудни его неизменно можно было встретить около палаты общин, и он знал так же хорошо всех членов "Реформ-клуба", как если бы сам был его членом. Для человека наблюдательного ума небезынтересно отметить, что всякий ирландский член парламента непременно бывает окружен (вменяя это себе в достоинство) своего рода приближенными и адъютантами. Именно такую роль играл в политическом мире Десмонд и, будучи репортером газеты, считался, кроме того, "специальным корреспондентом" знаменитой манстерской газеты "Грин флэг ов Скибериин".
С характером и биографией мистера Муллигана я успел ознакомиться лишь поверхностно. В упомянутый вечер он очень недолго сидел за столом, ибо профессиональные обязанности призывали его в палату общин.
Со всеми вышеописанными особами я имел честь обедать у сэра Джорджа. Какие еще приемы устраивал сэр Джордж Трам и каких еще знатных и просвещенных лиц он зазывал на свои вечера, добиваясь их отзыва о своей протеже, каких еще газетчиков и журналистов он приручал и склонял на свою сторону, - кто знает? В тот раз мы сидели за столом до тех пор, пока директор театра мистер Слэнг не пришел под действием винных паров в достаточно приподнятое настроение; между тем из гостиной уже давно доносилась музыка. К собравшимся гостям присоединились еще несколько лиц: скрипач, которому было предназначено развлекать слушателей музыкой в промежутках между вокальными номерами; молодой пианист, аккомпаниатор мисс Хорсман, которая должна была петь дуэт с миссис Уокер, и несколько других музыкантов-профессионалов. В углу сидела пожилая леди с румяным лицом, которую хозяйка дома обошла своим вниманием; и, наконец, джентльмен с гербовыми пуговицами, чрезвычайно смущенный и поминутно красневший.