У атакующих — артиллерия, танки, бронемашины. Над их колоннами патрулируют звенья реактивных самолетов. Но у них нет в Будапеште — или по каким-то причинам они ее не вводят в действие — пехоты. Танки и бронетранспортеры ездят по улицам — главным образом, где нет баррикад. Стреляют куда попало. Артобстрел вызывает пожары (один я сегодня видел вблизи — на том же перекрестке, куда зажигательный снаряд ударил вчера; видно, сегодняшний был посильнее). Но можно ли захватить город только такими методами?
ЗАХВАТЧИКИ И ЗАЩИТНИКИ
С советской стороны принимают участие в боях совершенно новые подразделения, привезенные в последние дни из глубинки. Мы убеждались в этом не раз лично, это же подтверждают и наблюдения всех, кого мы ни опрашивали. Очень молодые ребята в бурых шинелях (год рождения, в основном, 1937-й) не всегда знают, куда их привезли, часто едва говорят по- русски, но в одном глубоко убеждены: что в этом городе они громят подлых предателей-фашистов.
А другая сторона? Это, главным образом, те же, кто 23 октября демонстрировал перед парламентом, потом отражал первую интервенцию, организовывал национальную гвардию. Однако их больше, чем прежде: к рабочей и студенческой молодежи прибавились и старые рабочие, которые до тех пор поддерживалиреволюцию только пассивно. Теперь с оружием в руках они встали на баррикады Чепеля и Кёбаньи.
Францишка с Марьяном ходили сегодня по укреплениям защитников города, разговаривали с командиром одного из участков, шахтером, тяжело раненным в ноги, и с другими бойцами. Они вернулись в глубоком убеждении, что венгры будут сражаться до конца. Но концом этим — рано или поздно — скорей всего будет поражение.
ОТЕЦ И СЫН
Вечером в нашей гостинице укрылись два венгерских бедняка из-под Будапешта. Днем они пытались навестить в задунайском госпитале второго сына, тяжело раненного на улице осколком снаряда, под вечер застряли в нашем квартале и ночью не могли продолжать путь.
Отец — маленький, худенький, иссохший, с запавшими щеками и блекло-голубыми глазами. Трудно понять, седая или светлая от природы меланхолическая щеточка белых усов. Выцветшая лыжная шапка наезжает на уши. Паренек — лет шестнадцати-сем- надцати, лицо тоже вытянутое, но округленное беретом, глаза темные. Оба сидят внизу в швейцарской — неподвижно, с тем характерным отупением простых людей, которое мужиколюбцы принимают за смирение и фатализм. А это всего лишь страшная усталость.
Вторник, 6 ноября
В ПОСОЛЬСТВЕ
По разным причинам я добрался сегодня до посольства позже остальных. По пути — неожиданность: танковая колонна разместилась на тихой улице Горького, в том числе один танк перед больницей и один прямо перед посольством. Этот последний производит впечатление пустого, зато на первом и вокруг него множество солдат, веселых, хохочущих, болтающих.
В посольстве меня встречают перепуганные лица друзей. Танки въехали на улицу Горького минут пятнадцать назад, и как раз этот веселый пустил автоматную очередь по окнам посольства. В секретариате посла разбитые окна, осыпавшаяся известка. К счастью, ни в кого не попали, но еще бы чуть-чуть... Советник старательно собирает сплющенные пули.
Говорят, это не единственный сегодня случай обстрела посольств. То же самое было с югославским, где погиб первый секретарь, и, кажется, с египетским.
ПАРТБИЛЕТЫ
Радио-Будапешт непрерывно передает веселые мелодии из оперетт. Но собравшийся вокруг репродуктора персонал гостиницы глядит уныло.
Зыгмунт утешает: скоро стрельба кончится, наступит спокойствие — но их-то, оказывается, и пугает, что будет потом. Все они во время революции сожгли перед поверженным памятником Сталина свои партбилеты — билеты миллионной партии.
— Что теперь с нами сделают?
Зыгмунт не слишком убежденно успокаивает: ничего, мол.
Старушка-уборщица вздыхает:
— Пусть уж будет эта партия, только бы никого в нее не загоняли...
БЕТХОВЕН
Вечером мы вылезаем на крышу и глядим на зарева над городом. Их много, они окружают нас со всех сторон. Только что начавшийся дождь не гасит пожаров.
Каждые несколько минут перед нами сверкает молния, потом раздается гром. Это артиллерийская гроза — а начнись природная, мы ее не заметили бы за грохотом войны.
Среда, 7 ноября
КАК МЫ ХОДИМ ПО ГОРОДУ
Война продолжается. Ни на миг не умолкает. Страдание продолжается.
Не было дня, чтобы мы не вышли в город, не заглянули войне в глаза.
Но ходим мы странно. Никто нас этому не обучил, это пришло само и уже кажется нормальным. В редкие мгновения иронического самоконтроля мы осознаём, что, веди мы себя так в иной жизни, нас приняли б за сумасшедших.