Несколько мгновений? Или – несколько десятков лет назад?.. Вернее – вперед...
Босыми подошвами он ощущал прохладные плитки пола, а проведя руками по телу, удостоверился в том, что на нем нет никакой одежды. Хотя в туалетную комнату он вошел одетым и обутым.
И это значило, что прыжок в глубину прошлого состоялся...
Почувствовав неожиданную слабость, уподобившую его сдувшемуся воздушному шарику, Кононов оперся рукой о невидимую в темноте стену. Прислушался к себе, попытался настроиться на знакомую волну – и ощутил слабый ответный импульс. А это означало, что имплантированный в его сознание информационный пакет под названием «машина времени» не растворился, не утонул в темпоральном потоке при движении против течения, в тысяча девятьсот семьдесят первый год.
Кононов почти не сомневался в том, что хронопутешествие свершилось и он вернулся в те времена, когда был трехлетним пацаненком. Этот пацаненок сейчас, наверное, спал в своей кроватке у стены, на которой висел коврик с медвежатами и большими мухоморами – в нескольких кварталах отсюда, в двухэтажном доме в глубине просторного двора, усаженного сиренью, липами и высокими дубами...
У него перехватило дыхание, и на смену жару пришел озноб. Рука, упирающаяся в стену, поехала вниз, и он чуть не упал, но тут же резко выпрямился, стиснул зубы и некоторое время стоял в темноте, сжимая и разжимая кулаки.
«Черт возьми, – подумал он, – разве ты не мечтал хотя бы на часок вернуться в прошлое, в собственное детство? Разве не мечтал увидеть то, чего уже нет? Ведь ты же не раз думал об этом! Так радуйся же, дурачок! Вернуться назад – возможно!»
Совсем недавно, разбирая бумаги в своей квартире, которой больше не суждено было оставаться его квартирой, он вытащил из верхнего отделения «стенки» старую коричневую картонную папку с тесемками. Там лежали его детские воспоминания. Он не любил заглядывать в нее, потому что боялся обжечься этими воспоминаниями. Но теперь, напоследок, положив папку на стол, развязал потрепанные тесемки.
Обложка от детского альбома для рисования, с наклеенными внутри этикетками, содранными со спичечных коробков... Бланк телеграммы с его именем и фамилией – память об экскурсии на калининский почтамт, то ли в первом, то ли во втором классе... Открытки от Лены Смирновой из города Ломоносова, Саши Ханевич из Минска, Тони Костюковой из Саранска – результаты всесоюзной игры в рассылку открыток по десяти адресам, нечто наподобие «святого письма»... Рукописная газета «Хоккей»... Школьный дневник ученика 5-го «А» класса средней школы №12 города Калинина... Ответ из Пулковской обсерватории: «Дорогой Андрюша! Отвечаем тебе на твои вопросы. Яркой звездой, которую ты видел, мог быть Сириус, звездная величина которого – 1, 6... Зимой на ночном небе видны следующие созвездия Зодиака: Козерог, Водолей, Рыбы»... Грамота за второе место в лыжной трехкилометровке на спартакиаде школ Новопромышленного района...
Да, папки с воспоминаниями больше не было – зато было другое: возможность вновь оказаться в тех временах. В семьдесят пятом... семьдесят восьмом... восемьдесят третьем... Повторный отсчет этих прошедших времен уже пошел.
Он подавил желание проверить, отзовется ли машина времени на его команду совершить обратный прыжок в точку старта, в будущее, нашарил задвижку и открыл дверь туалета.
Будущее осталось в будущем, а ему отныне предстояло жить здесь, в том, что стало его теперешним настоящим. А проверку можно будет устроить и позже. После выполнения задачи. Чтобы окончательно убедиться: он здесь навсегда... вернее, до самой смерти...
За дверью оказался знакомый коридор. Справа был выход на служебную лестницу, а слева, в отдалении, светилось утренним бледным светом окно, до половины замазанное белой краской. Кононов, крадучись, направился туда по стертому линолеуму, встал коленями на облупленный подоконник – и увидел железную ограду и соседний двор с песочницами и зелеными тополями. Совсем недавно – и часа еще не прошло – он проезжал мимо этого двора, и тот был совсем не таким. Совсем недавно... Чуть ли не сорок лет тому вперед... Тогда это был двор две тысячи восьмого года. Теперь – двор семьдесят первого.
Он мысленно скомкал все эмоции и зашвырнул их подальше – нужно было действовать. Сменить костюм Адама на более подходящий. На рубашку и отечественные джинсы производства фирмы «ф-ка им. Володарского» – других-то в семьдесят первом в продаже не было. Во всяком случае, в системе госторговли и потребкооперации. Именно потому для перемещения в прошлое и был выбран этот универмаг, знакомый универмаг на Тверском проспекте (проспект сейчас еще назывался Кооперативным переулком) – после окончания первого курса он, Кононов, месяц подрабатывал там грузчиком, а потом их группа проходила практику по археологии, участвуя в раскопках на берегу Волги, на территории сгоревшего в давние века тверского кремля...
В универмаге можно было решить проблему с экипировкой, как пытался решить ее еще один герой Уэллса – Невидимка Гриффин в лондонском магазине. Потому что никакие материальные объекты, кроме самого хрононавта, не могли перемещаться по времени.
Кононов был крайне поражен сообщением Сулимова о том, что никакой машины времени в виде уэллсовского аппарата из никеля, слоновой кости и горного хрусталя или любого другого аппарата не существует. Машина времени представляла из себя не механизм, а набор сложнейших информационных модулей, загруженных в сознание Кононова при помощи уникальной компьютерной программы, способной создать единую сеть с человеческим мозгом. И модули, и программа были разработаны Мерцаловым.
Поверить в такое было очень трудно – ведь эпоха гениев-одиночек в науке давным-давно прошла. И тем не менее, по словам дона Корлеоне, Мерцалов без чьей-либо помощи изобрел то, что было пока не под силу целым научно-исследовательским коллективам – созвездиям интеллектуальных светил, чьи ай-кью намного превосходили уровень среднего человека. Оказывается, в мире еще не перевелись настоящие чудеса...
Кононов отправился в Тверь в сопровождении уже не одного, а двух молодых бугаев из седьмого отдела – один расположился впереди, рядом с шофером, а другой устроился на заднем сиденье, вместе с Кононовым; всю дорогу до Твери он то и дело косился на своего подопечного, словно опасаясь, что тот на полном ходу выскочит из машины. Кононов не обращал внимания на сопровождающих – у него щемило сердце при виде знакомых деревень, через которые пролегало шоссе. Когда авто въехало в Тверь, он буквально прилип к окну и не менял позу до самого универмага.
Универмаг и в две тысячи восьмом остался универмагом, а не ночным клубом или казино – только вид имел гораздо более неказистый, чем в те времена, когда Кононов возил со склада в торговые секции вместительные тележки, нагруженные коробками с чехословацкой обувью, тканями калининской швейной фабрики, московскими игрушками, болгарской парфюмерией и ученическими тетрадями из Кувшиново. Конвоируемый бугаями, Кононов пересек немноголюдный зал и, обойдя лестницу, ведущую на второй этаж, открыл дверь, за которой, как и в годы его юности, располагались служебные помещения. Щелкнул выключателем и вошел в туалет. Сопровождающие остались в коридоре. Кононов не счел нужным попрощаться с ними, и его не интересовали их дальнейшие действия – а с Сулимовым и Ивановым он попрощался еще в столице; они выпили в качестве «посошка на дорожку» по рюмке коньяка. Закрыв дверь на задвижку, он опустил крышку элегантного, кремового цвета унитаза, уселся на нее («Старт в прошлое – с унитаза! Какая прелесть!» —
промелькнуло в голове) и начал готовиться к броску в прошлое – эта внутренняя настройка была уже многократно отработана в подземелье седьмого отдела. Все посторонние мысли он безжалостно отсекал, желая только одного: раз уж деваться некуда – пусть все закончится как можно быстрее.