— Вполне, — удовлетворенно кивнул Макар.
Лицо у Макея оставалось спокойным, а вот пальцы слегка подрагивали. К чему бы это, если карта у него убойная?
— Вскрываешь или дальше идешь? — как можно беззаботнее спросил Макей.
Макар достал из кармана золотой портсигар, полюбовался искрящимися бриллиантами на крышке, потом распахнул его и, вытащив папиросы, рассовал их по карманам.
— Для меня курево дороже золота. Забиваю и дальше под тебя хожу.
Жиганы уважительно загудели. Игра раскручивалась по-крупному.
— Ты, питерский, здесь у нас весь свой цветняк оставишь, — заметил Кирьян.
— Рыжье — дело наживное. Сегодня нет, а завтра целый воз наберем, — философски заключил Макар.
Макей наморщил лоб, задумавшись.
— Видно, придется мне раскошеливаться. Не думал, что дело так повернется. — И, повернувшись к Трегубовой, сказал: — Лиза, сегодня утром я тебе браслетик золотой принес с камушками и серьги, давай их сюда.
— Да ты что, родненький, — запротестовала Елизавета Михайловна, — я их уже в дело пустила!
— Давай, давай, — замахал руками Макей, — неужели хочешь без постоянного клиента остаться? Я ведь могу вещицы и в другое место отнести.
Мадам Трегубова повздыхала и пошла в соседнюю комнату. Вернулась через минуту. В руках она держала золотой браслет тонкой работы в виде нескольких сплетенных змеек и серьги с темно-зелеными изумрудами.
— На сколько же они потянут? — невольно вырвалось у Макара Хряща.
— На сколько потянут, не ведаю, но если их на уши нацепить, так они точно мочки оторвут, — заметил Макей. — Ты что думаешь, питерский, у тебя одного, что ли, красивые вещички водятся? Нам тоже кое-что перепадает!
— Откуда же у тебя такая красота? — не сумел сдержать восхищения Макар Хрящ.
— Откуда, спрашиваешь? У фрейлины одной за буханку хлеба выменял, — с усмешкой отвечал Макей. — Ну, так как, на банк сгодится?
— Самое то, — удовлетворенно отвечал Макар, разглядывая изумруды. — Да что там фрейлина!.. Такие вещи незазорно самой императрице носить! Как сорву банк, будет в чем моей крале на малинах щеголять, — произнес жиган.
В ответ одобрительно захохотали, сполна оценив шутку.
— Чем ответишь, питерский? Только взаймы по ходу игры не даем, у нас правило такое! — серьезно обронил Кирьян.
— Хорошее правило, — согласился Макар. — У нас в Питере такой же закон. Если денег нет, лучше за стол не садись. Ну и раскрутили же вы меня, московские жиганы, — засокрушался Макар. — Хотел я эту вещичку на крайняк оставить, да, видно, не судьба. — Он сунул руку в карман и вытащил золотые часы. — Этот брегет бо-о-ольших денег стоит, одних бриллиантов здесь дюжина!
Жиганы зачарованно смотрели на часы. Некоторые из них впервые видели такую роскошь, и им просто не верилось, что подобные вещи могут находиться в обыкновенном потертом кармане. Такие дивные штуковины принято хранить в семи кованых сундуках, под многими замками. И стеречь их следует днем и ночью с оружием в руках. И опять-таки будь всегда готов к тому, что найдется умелец, который непременно захочет отомкнуть сказочный ларчик.
А питерец — лихой жиган, вот так запросто выложил дорогую игрушку на карточный кон, как если бы это был всего-навсего просверленный гривенник. На форс его поступок не потянет — слишком велик риск! А значит, он нисколько не сомневался в собственном выигрыше. Хотя… так может играть и человек, обожающий риск.
— Банком давишь? — сумел наконец оторвать заблестевшие глаза от золотой вещицы Макей.
— Нет, я вскрываю, — произнес Макар, не отрывая взгляда от пальцев Макея, и небрежно швырнул карты на стол: — Двадцать шесть… масть крестовая!
Будь Макар менее искушенным, то, возможно, не обратил бы внимания на движение пальцев Макея. Но когда половину жизни проводишь за карточным столом, то знаешь, что скрещенные ладони не к добру (в замке можно спрятать карту, а из раскрытого рукава легко вытянуть явку). Да и мизинец у Макея, как у опытного каталы, был с длинным ногтем. На такой в середине прошлого века шулера надевали серебряный колпачок, опасаясь сломать. Отросший ноготь требует особого ухода — его старательно обрабатывают надфилем и тщательно ровняют. А иной хозяин заботится о хитиновом отростке не меньше, чем о собственном состоянии. Длинным ногтем удобно пропихивать в недра рукава лишнюю карту, а из складок одежды легко выковырять бубнового туза.
— Руки на стол! — вскочил со своего места Макар. — Ты меня что, за фраера захарчеванного принимаешь, обушок гнойный?!
— Ты чего возбухаешь! — ощерился разъяренный не на шутку Макей. — Язык прикуси, ты не у себя в Питере.
— Ты мне тут фуфло не толкай! Что у тебя в правом рукаве?! Явка гнилая!
Макей злобно оскалился, показав золотые зубы. Он что-то хотел произнести, но Макар, ухватив его за кисть, вытряхнул из рукава припрятанную карту.
Шестерка крестей, совершив пируэт, скользнула на стол рубашкой вниз.
— А это что, хрен, что ли? — бросил карту в лицо Макею питерский жиган. — У нас за такие дела в Питере на перышко поднимают. Да и не только у нас.
Макей поднялся. Их разделял всего лишь какой-то метр.
— А мы, московские жиганы, неблагодарным гостям бабье исподнее натягиваем. Ну что встали, жиганы, — прикрикнул Макей, — расстегай ширинки!
— Урою, — побледнев, отступил на шаг Макар, — вернусь с питерцами, всех урою!
Рядом за столом сидел Васька Кот. В обеих руках по ножу. Вот кто просто так не помрет. Застыв изваянием, он дожидался только хрипастого окрика Хряща, чтобы бесенком прыгнуть на Макея. Фиксатый умрет первым. Но прежде чем тот свалится на пол, Васька успеет поковыряться перышком в его ливере.
Макар увидел Елизавету Михайловну, застывшую у комода. Рот ее был потешно приоткрыт, в руке дрожал графин с коньяком.
Баба понесет убытки!
В комнате повисла тишина. Гнетущая. Предгрозовая. Макар заметил, как двое жиганов, стоящие во главе стола, значительно переглянулись, двое других, молодые, едва вылупившиеся из шкетов, злорадно залыбились. Для них Хрящ был всего лишь залетный фраер, упакованный по самую макушку, такого и пощипать-то не грех!
Жиганы дожидались лишь удалого посвиста Кирьяна, чтобы гуртом навалиться на гостя и, подмяв его под себя, обобрать до исподнего, а потом вытереть об него ноги.
Вот тогда ему уже вовек не подняться!
— Марш по углам! — неожиданно раздался суровый голос Кирьяна. — Вы что меня перед гостем позорите?! Что обо мне питерские подумают! Нам еще работать с ними не раз придется. А ты, Макей, на что пошел? Сам знаешь, что за такое бывает…
— Кирьян, ну тут такое дело, — виновато произнес Макей, — как-то все закрутилось. Проверить надо было…
Теперь он напоминал обыкновенного дворового щенка, на которого тявкнул матерый пес. И если бы у Макея был хвост, то от страха он непременно поджал бы его.
— Если руки кривые, то нечего за карты садиться, — произнес, как отрезал, Кирьян. — Базар закончен, высыпали все на улицу! — приказал жиган. — У нас с питерским серьезный разговор будет. — И, строго посмотрев на замешкавшегося Фомича, добавил: — А ты чего, Константин, трешься? Я же сказал, что у нас дело серьезное. Пойди к Клавке, развейся, она баба старательная, успокоит так, как надо. А Лизонька в обиде не будет, так ведь? — приобнял Кирьян Елизавету Михайловну за талию.
— Вот охальник, — шутейно попыталась вырваться мадам Трегубова, но по горящим глазам было заметно, что ласка была ей приятна.
Фомич враз потускнел, но перечить Кирьяну не посмел. Калибр мелковат. Натянул кепку на глаза и, ссутулившись, вышел. Вряд ли он посмел бы возразить, даже если бы Кирьян всерьез положил глаз на Елизавету Михайловну.
— А ты вот что, — попридержал Кирьян у самых дверей Макея, — деньги питерскому оставь.
Макей нахмурился, но послушно выгреб из кармана золотые монеты и положил их на край стола.
— Здесь все? — строго спросил Кирьян.
— Да, — глухо произнес Макей, стараясь не смотреть на атамана.