— Ему был нужен сообщник, — сказала Сесиль, — то есть ты.
— Нет. Честный свидетель, то есть ты.
— Как вы мне омерзительны, — проговорила Сесиль.
— Прошу тебя. Постарайся понять. В сущности, Жюльен лишь вернул себе наследство, которое принадлежало ему по праву. Ведь он был мужем, не так ли?
— А что было потом?
— Жюльен переписал небольшое письмо, которое оставил Франсис, изменив лишь дату. Затем он приехал ко мне, чтобы ввести в курс дела. Я был должен ему. Мне трудно было отказать. Моя роль сводилась к такому пустяку! Опознать покойника... Признать живого... Даже меньше того: просто промолчать. А ты одним своим присутствием обеспечивала самые надежные гарантии. Ну кто бы мог подумать, что ты не знаешь ни Жюльена, ни Франсиса?.. Наконец, ты была свидетелем возвращения дяди на машине в ночь нашего приезда... Я знаю, мы виноваты, что обманывали тебя таким образом. Признаю, что это некрасиво... Но у нас не было выбора.
— А если бы я уснула? Если бы не слышала, как вернулась машина?
— Но я-то не спал. Я бы разбудил тебя.
— А твой дядя — что он сделал, после того как вернулся сюда?
— Ну, он докатил своим ходом до дороги малолитражку, «МГ», на которой приехал его родственник, и уехал на ней.
— Вы действительно всё предусмотрели.
— Еще бы, — уверенно сказал Морис.
— Всё это тебя забавляло?
— Да, немного. Мы подсчитали, после какого периода времени я мог обнаружить тело во флигеле. Рано или поздно наступает момент, когда становится просто невозможно точно установить дату смерти. Затем я дал телеграмму, чтобы окончательно сбить тебя с толку, так как дата приезда «кузена Франсиса» была также назначена заранее.
Каждое слово Мориса изобличало новую ложь, новую махинацию. Сесиль уже не возмущалась. Напротив, у нее было такое чувство, что это путь к избавлению. Так вот каков Морис, ничтожный инфантильный человечек.
— Теперь ты знаешь всё, — сказал он.
Она отвернулась, увидела пса и вновь посмотрела на мужа.
— Как получилось, что он не узнал своего хозяина? — спросила Сесиль. — Меня вы легко обманули. Но его?
Морис стоял в нерешительности.
— Теперь, — заметила Сесиль, — я могу выслушать все что угодно.
— Это также было необходимо, — пробормотал Морис. — С одной стороны, Жюльен нуждался в нас как в свидетелях. Но с другой стороны, ему было необходимо, чтобы собака также свидетельствовала в его пользу и все могли убедиться, что человек, приехавший из Ниццы, ей совершенно не знаком... Это было для него самым главным... Тогда...
— Я догадываюсь, — сказала Сесиль, холодея от ужаса.
— Да... Он был вынужден ее избить... в гараже... кнутом из коляски... Так избить, чтобы при одном его виде Летун цепенел от страха.
— Коляска... кнут... да, теперь я понимаю... я все понимаю. Это ужасно!.. Я бы предпочла... чтобы он убил своего кузена.
— Заметь, что...
— Заткнись... Вы отвратительны, оба... И он — еще больше, чем ты...
Послышались шаги. Это был Жюльен.
— Я подумал, что вы забудете о главном, — сказал он.
Его голубые глаза улыбались и искали взгляд Сесили. Никогда еще он не казался столь доброжелательным и так не старался понравиться. Морис в сердцах отвернулся и стал копаться в кисете.
— Вы просили у меня фонари. Забирайте их. Я на этом настаиваю.
Он открыл дверь гаража, быстрым шагом подошел к старой коляске и протянул руку к сиденью, задев кнут.
— Летун! — приказала Сесиль.
Морис был занят раскуриванием трубки и поднял глаза лишь услышав звук падающего тела. Все закончилось раньше, чем спичка обожгла ему пальцы. Летун вонзил клыки хозяину в горло. Жюльен упал на спину. Рыча по-волчьи, пес неистовствовал, и голова мертвеца болталась как клубок тряпья. Наконец Летун поднял вымазанную в крови морду. Сесиль пошла прочь. Он догнал ее в несколько прыжков и послушно побежал рядом. Сесиль достигла ограды, вышла за нее.
Летун носился вокруг нее, радостно лая.
