Кости вытягивались из земли, стряхивая ту, словно бы ненужный груз. Складывались причудливо в тела. Верно ли? Нет! Не верно. Только тот порядок - для живых, тут же...
Глазницы загорались светом колдовским, мертвенным. И все с тем же окрасом, болотным. Запахом обживались. Сладким, что сама медуница.
Мертвые воины становились друг подле друга, складываясь в войско бессмертное. Наказов ждали. Спешили исполнить.
Взывать к буллам было просто. Пролить кровь - сначала живую, сладкую. Невинную, что ключом всему. А ведь ее огневики с радостью разнесли по капищам, не забыв и самим насладиться. И пока жива та была, буллы принимали ее с радостью.
А потом запечатать своею, смрадной. Наказ прошептать. Выждать. Минуту, другую...
Это поначалу медленно, а потом - скоро. Потому как земля Камнеградского Княжества расступалась перед нею не просто трещинами - широким рвом. И выпускала из себя все то, что хранила.
И мертвое войско шло к живому, среди которого уж слышно было пение омел. Рядом с костями тленными снова возникали те, что в белых платьях стояли. С глазами черными, да со зверьем голодным. И те степняки, что попадались на пути воинства Колдуньи, отдавали жизнь скоро.
Камнеградское войско тоже вышло за ворота. Да только с него толку мало - Чародейка видела это даже здесь, среди лесов. Напуганные селяне жались друг к другу. И ни топор, ни меч не давали им чувства покоя.
Ее войско не победить - Чародейка знала это точно. Оттого и шла к победе, все выше вздымая руки.
Стрелы степняка, что проносились мимо нее, загорались огнем болотным. Зеленым, изморозью окрашенным. Таяли, издохнув в ладони от тонкого стана. И осыпались к ногам темным тленом. А иногда, когда ей хотелось веселья, оборачивались кругом себя, находя не жертву, но хозяина своего. И тогда степняк падал, пораженный короткой стрелой. А ведьма улыбалась.
Она глядела по сторонам, пытаясь отыскать знакомые черты, но все чаще видела почти одинаковые лица степных воинов, разбавленные морским народом. А вот тот, что рожден и Степью, и Лесом, все не находился. Стало быть, нужно подобраться ближе.
Лес уступает. Расступается стволами исполинскими, раскрывая перед нею поляну широкую. Поляна та пахнет кровью, оттого сладка. Или... нет, кровь та уж давно морскою стала, соленой, хоть и рождена Лесами самими. А вот подле...
Степняк, что стоял к ней спиной, обернулся резко. Почуял? Верно, так. И узнал - Чародейка разумела это. И вот она его признала. Все тот же, то и тогда у Светломеста. Только теперь вот она видит в нем сходство с маткой, Нежаной. Отчего же?..
- Зря пришел, - говорит ведьма. - Я ведь и уйти позволила, жизнь сохранив. И это больше, чем у отца...
- Мертв?
- Мертв! Ночью... повидать хотел?
Забавляется. Понимает, что тому - больно. Вот только продолжает:
- И ты умрешь, Роговлад. Потому как плоть от плоти, душа от души. Я бы и отпустила, но...
- Не Роговлад я больше, Чародейка. Именем другим зовусь. А оттого и судьбою новой наделен.
- Все одно, - отмахнулась та. - Нынче судьба не властна над детьми лесными, потому как и сами боги заперты. Прорвались бы...
Она крутит меж пальцами тонкую цепь, на которой украшением - монисты. Сверкают. Да только их сила не в золоте - даже Дар разумеет это. Тогда в чем?
- В другом, заемном. И нет ему равных среди тех, что землею рождены. Мощь, она... ты ведь растерял свою, верно?
Она подбирается чуть ближе, позволяя воину разглядеть себя. И скидывает полушубок.
Стройна. Телом изящна, глазами зелена. А вот мертва, и смертью своею заставляет отвернуться, закрыв нос.
- Пахнешь дурно, - говорит Дар.
- И ты скоро будешь, - отзывается Чародейка. - Потому как медуницей не сможешь. Лишь тленом.
И она оборачивается на ходу, позволяя что полушубку, что платью тонкому разорваться разом. Разлететься ошметками рваными по сторонам, оборотившись в пепел.
Прыжок-выпад. Рывок резкий...
И перед Даром становится та, которую забыть пытался.
Рыси подобная.
Он помнил, как это было в прошлый раз. Рывок за рывком - и новая боль опаляет разум, лишая его способности мыслить. А ведь это горше всего. В тот раз его спасло чутье проклятое, что даровала сама Степь. Нынче же...
Та, что стояла перед ним, больше не казалась степняку рысью - теперь он точно знал: перед ним перевертыш. Существо темное, нечистое, жаждущее крови. Оттого и сила в нем нечеловечья.
И если в прошлый раз, встречая Чародейку волком, он не сдюжил, то разве ж теперь сможет?